— Можете оставить его себе, — великодушно простил Никаноров. — Я передаю его вам в порядке оплаты аренды четырёх квадратных метров вашей пещеры. Возле стены и с выходом к «морю». Хочу изучать свойства камня и святой воды. Чемодана денег хватит?
Я поймал себя на мысли, что потерял всякий интерес к событиям на самбадроме. Сегодня история делалась здесь, на кухне второсортного пустующего отеля.
Но какой фрукт!
Неверно расценив моё молчание, Никаноров оставил фатовской тон.
Теперь он просил, даже умолял пустить его в камень:
— У меня тысяча проектов и миллион идей, Максим. Уверен, вы не представляете всех возможностей. Оставьте эти вопросы специалистам. А сами занимайтесь дрессировкой социума, — он кивнул на экран телевизора, где снова показывали клетку. — Мелочёвку оставьте мне, перед вами более глобальные задачи. С вашим посредничеством между человечеством и философским камнем, люди смогут выйти из тупика на дорогу. Что, если подобный симбиоз: человечество и камень, — изначально входил в проект Создателя?
Да, верно. До потрясающего фокуса с исчезнувшей рукой он действительно рассуждал о столбовой дороге, по которой человечество с помощью камня строевым шагом устремится к светлому будущему.
Меня не тронули его надежды.
Об асфальтированном проспекте к светлому будущему слышу с младенчества. И теперь у меня отношение к этим проспектам чересчур утилитарное: в случае войны здесь может сесть бомбардировщик или эта ВПП только для короткого разбега истребителей?
Но другое слово напомнило о важных пробелах в понимании происходящего…
— Кстати, о посредничестве, Александр, — с заученной непринуждённостью ключевого вопроса я вклинился в его проповедь. — Как вы нашли Крецика?
По его лицу было видно, с каким трудом он возвращается из своего светлого будущего в наше хмурое настоящее.
— Крецик? Кто такой Крецик?
— Борис Крецановский. Вы передавали ему фото.
— Нет! — он даже головой помотал для убедительности. — Я ничего ему не передавал. Он подошёл на переменке в Универе, сказал, что от нашей общей знакомой, и назначил встречу на утро в заводском кафе.
— Тогда кому вы передавали фото?
Я сознательно не акцентировал внимание на схемах, хотя эта часть меня интересовала больше фотографий.
— Документы на Запад ушли через мою близкую знакомую. Она ждёт меня в Лиссабоне.
Я вспомнил о девушке под шлюпкой.
— Ксения?
Его будто током ударило: не подпрыгнул, но привстал. Мне показалось, что он выбежит из кухни. Но нет, замер. Передумал…
— Да, верно. Её зовут Ксения. Вы знакомы?
— Светлые волосы, карие глаза, курносый нос, пушистые ресницы…
Каждое слово он сопровождал энергичным кивком.
— Она не в Лиссабоне, Александр. Ксения на «Аркадии». Наверное, хотела с вами скорее встретиться.
Никаноров тяжело опустился на стул. Смотрел со страхом, почти с ужасом.
— Но это значит… она могла погибнуть!
— Трижды.
— Вы можете меня отнести к ней?
— Пожалуй, да. Уже почти сутки раздумываю, куда бы вас эвакуировать. «Аркадия», с учётом моего пристального внимания, не самое плохое место.
— А вы знаете, что «Аркадия» у древних греков была что-то вроде «земли обетованной»? Нашу пещеру тоже можно назвать Аркадией.
Мне было приятно, что он успокаивается, но что-то чересчур быстро моя пещера стала «нашей». Кроме того, у меня ещё оставались вопросы.
— Если Рунет отрезан от Интернета, как вы передавали Ксении фото?
— Не только фото, в папке были эскизы установки и схемы электронных блоков.
— Как?
— Физически. Сфотографировал, распечатал и передал. Из рук в руки.
— И чертежи?
— Нет. Эскизы не фотографировал, просто передал. В Лейбаграде ничего не осталось. Но на готовом стенде, уже при наладке, я очень многое изменил. Так что наброски схем ценности не имеют.
— Хорошо. Тогда одевайтесь, пойдём на «Аркадию».
— Прямо сейчас?! — он всё-таки вскочил со стула.
— Ну, если хотите отложить до утра…
— О, нет! — он расплылся в улыбке. — Нет-нет! Хочу сейчас!
Никаноров выбежал из кухни, а я вновь уставился в телевизор. Снова прямая трансляция. Фонтаны искр от болгарки, оцепление людей в камуфляже… всё по-взрослому. А вот крики толпы почему-то стихли. Ага, выдавливают с трибун. Вскоре и прессу выдавят. Хотя, не обязательно: бойцы работали вяло, без огонька. Президентов вывезут раньше. Да и бессмысленно: всё, что нельзя было показывать, уже показали. Все это видели. Весь мир видел.
Прибежал Александр.
— Я готов!
— Проверьте, пожалуйста, памяти флешки хватит, чтобы продолжать записывать?
— А мы сейчас новую поставим. Эту вам, — он протянул мне флешку, — а эту телевизору. Когда вернётесь сюда, просто вытащите. И святую воду соберите в бочку!
«Он уже командует!» — сварливо посетовал Демон. «Святую воду» я собирался спустить в канализацию. Но Александру ничего не сказал. Не хотел огорчать. Счастье теперь такая редкость! И мне его счастье было по душе. Поговорили об опасности на судне, и он попросился к девушке, а не её к себе. Это что-то значит!
Я взял его за руку, и мы перенеслись в сто третью.
— Ого! — сказал Никаноров.