Гражданская кампания

— А? — Теперь в глазах Никки было лишь одно удивление. — Почему? Я думал, тебе нравится…

— Так и есть.

— Тогда почему ты уволилась?

— Мы с лордом Форкосиганом… разошлись во мнениях по… по одному этическому вопросу.

— Что? Какому вопросу? — В голоске сына прозвучало недоумение и недоверие.

— Я выяснила, что он… солгал мне кое в чем. — А обещал, что никогда не будет мне лгать. Притворился, что его интересует создание садов. Исподтишка распорядился ее жизнью — а потом рассказал всем и каждому в Форбарр-Султане. Притворялся, что не любит ее. Даже пообещал никогда не просить ее руки. Он солгал! Попытайтесь-ка объяснить все это девятилетнему мальчишке! Или другому нормальному человеческому существу любого возраста и пола, кисло добавил внутренний голос. Я что, уже совсем спятила? Как бы то ни было, Майлз действительно не говорил, что влюблен в нее, он просто… всячески это показывал. Вообще избегал особо распространяться на эту тему, по правде говоря. Увиливание путем уклонения.

— Ой! — вытаращил глаза Никки, обескураженный вконец.

Тут со стороны дверей раздался благословенный голос тети Фортиц:

— Ну-ка, Никки, прекрати дергать мать. У нее очень тяжелое похмелье.

— Похмелье? — Слова «похмелье» и «мать» явно не вязались друг с другом. — Она сказала, что больна.

— Подожди, зайка, подрастешь — сам выяснишь разницу. Или отсутствие таковой. А теперь беги. — Бабушка, улыбаясь, решительно подтолкнула его: — Давай-давай! Сбегай посмотри, чем там внизу занимается дедушка. Я не так давно слышала какие-то странные звуки.

Никки позволил выставить себя, беспокойно оглянувшись в дверях.

Катриона опустила голову на комм и закрыла глаза.

Раздавшийся возле уха тихий звон заставил ее разлепить веки. Тетя поставила на стол большой стакан холодной воды и положила рядом две таблетки.

— Я уже приняла несколько штук, — уныло призналась Катриона.

— Похоже, их действие закончилось. А теперь — будь добра, выпей всю воду. Тебя явно необходимо компенсировать потерю жидкости.

Катриона послушалась. Поставив стакан, она закрыла глаза и некоторое время так посидела.

— Это действительно были граф и графиня Форкосиган, да? — Это был не вопрос, а скорее мольба об обратном. Катриона вчера чуть не сбила их с ног, выбегая из особняка, и лишь на полпути домой запоздало сообразила, кто это был. Великие и знаменитые вице-король и вице-королева Зергияра. Ну почему они в такой момент выглядели как самые обычные люди? Ой-ой-ой!

— Да. Мне еще не доводилось прежде с ними встречаться и разговаривать.

— А вы… долго с ними беседовали вчера? — Дядя с тетей вернулись домой почти через час после нее.

— Да, мы довольно мило поболтали. Я была поражена. Мать Майлза — очень чуткая женщина.

— Почему же тогда ее сын такой… не важно. — Ой! — Должно быть, они сочли меня истеричкой. И как я только осмелилась вот так вот встать и уйти в разгар официального ужина на глазах у всех этих… И леди Элис Форпатрил… да еще в особняке Форкосиганов. Поверить не могу, что сделала это. — Мрачно помолчав, она добавила: — Поверить не могу, что он это сделал.

Тетя Фортиц не стала спрашивать «что?» или «который из них?». Поджав губы, она насмешливо посмотрела на племянницу:

— Ну, полагаю, у тебя не было особого выбора.

— Да уж…

— В конце концов, если бы ты не ушла, тебе пришлось бы отвечать на вопрос лорда Форкосигана.

— А я… не?.. — моргнула Катриона. Разве ее действия не ответ? — При таких обстоятельствах? Вы в своем уме?

— Он понял, что это ошибка, в тот самый момент, как слова сорвались с его языка. Нетрудно было догадаться по его виду. Его лицо… оно просто помертвело. Поразительно, но я никак не могу избавиться от мысли, дорогая… Если ты хотела сказать «нет», то почему не сказала? У тебя была отличная возможность.

— Я… я… — Катриона пыталась собраться с мыслями, которые, похоже, скакали, как блохи. — Это было бы… невежливо.

После многозначительной паузы тетя пробормотала:

— Ты могла бы сказать: «благодарю вас, нет».

Катриона потерла занемевшее лицо.

— Тетя Фортиц, — вздохнула она, — я очень вас люблю. Только пожалуйста, уйдите, а?

Улыбнувшись, тетя чмокнула ее в макушку и удалилась.

Катриона вернулась к своим дважды прерванным мрачным раздумьям. Она понимала, что тетя права. Она не ответила на вопрос Майлза. И даже не заметила этого.

Она узнала характерную головную боль и завязанный в узел желудок. Вино тут ни при чем. Ее споры с покойным Тьеном никогда не завершались физическим насилием, хотя пару раз стены пострадали от его кулаков. Нет, чаще всего ссоры выливались в череду наполненных тихой ледяной яростью дней, невыносимое напряжение и раскаяние двух людей, замкнутых в слишком тесном пространстве. Катриона почти всегда сдавалась первой — отступала, просила прощения, умоляла, делала все, лишь бы успокоить боль. Возможно, это и называется «чувствовать себя несчастным»?

Я больше не хочу. Пожалуйста, не надо, не вынуждайте меня снова это испытывать.