Гражданская Оборона (Омск) (1982-1990)

В том же году Егор дал второе интервью журналу «РИО». Где заканчивает свои рассуждения по поводу панка. Рок к тому времени действительно закончился, дошел до финишной точки эволюции. Начали действовать разные установки: если панк — то это хардкор, авангард всякий, rock in opposition (РИО — рок в оппозиции — прим. автора) превратился в неоиндепендент типа 4AD. Ввиду этого нужна была другая форма для облечения прежней идеи.

Таким образом, рок у нас умер, а настоящего панка не было вообще. При нашей извечной социальной ангажированности, пристрастии к содержательным текстам и недовольства любой властью, это удивительно. Хотя Летов считает, что для возникновения панка, нужно было накопить определенную степень усталости от той музыки, которая была до него, как это было на Западе в 1975-76 гг. RAMONES, BUZZCOCKS, LURKERS — они были своего рода реакцией на PINK FLOYD, арт-рок, хард, релакс и все прочие дела, которые расцвели в начале 70-х. Такая музыкальная реакция. А у нас реакция несколько заторможена. С другой стороны, команды типа GBH находят спрос у трех-пяти человек, которые их знают.

Панк возник как движение примитивистов. По правде, неглупые люди были изначально. Принципы творчества как у Пиросмани или Вазарелли. Что касается американцев — компании из Боуэри, которая собиралась вокруг клуба CBGB — это абсолютно верно. Патти Смит, TELEVISION, MODERN LOVERS — они были интеллигентные молодые люди, которые искали простоты, откровенности, минимализма выразительного. А английские панки набрели на эту идею случайно, отчасти подражая американским. В Англии все началось с того, что появились люди, которые захотели играть музыку 60-х — тусовка Stiff Records. Они повторили опыт гаражных техасских групп, начинавших за десять лет до них.

Команд, которые играют настоящий панк, в СССР практически не было, разве что в Прибалтике, по всей стране их насчитывалось пять-семь. В Ленинграде, например, был единственная панк-группа — это БРИГАДНЫЙ ПОДРЯД.

В том же разговоре Летов упомянул элемент разовой работы, когда пишешься с первого раза, без репетиций, без «ремесленности». В качестве примера он привел первые альбомы своей любимой группы ДК. Они писали первый дубль, не зная ин одной песни! Вокалист пел по бумажке текст, который видел в первый раз, музыканты ни разу не репетировали. И эти первые версии интересно слушать даже сегодня. Не правда ли, интересная работа.

Свое занятие музыкой Егор называет единственной естественной возможностью расширения своего эго, личности. А с ним сразу же начинается и отстранение от реальности. Сначала от себе подобных, потом вообще от каких-то существующих форм, а, в принципе, и от самой жизни. Конечный результат — смерть. Это как раз полное выключение из массы. Любое осмысление вызывает отстранение. Отстранение это отчуждение. Отчуждение дается перевариванием: человек что-то понимает, преодолевает какой-то уровень, и он для него отпадает. По сути это все напоминает пирамиду. Естественно, что итог — смерть на ее вершине. Хотя, с другой стороны, это и не смерть в обычном значении. Смерть — это и есть то, что жизнью называется, такая концентрация энергии, которая уже в физической форме невозможна — и человек тело отбрасывает. Начинается существование на другом уровне.

Такова реальность, даже честному человеку, по суждению Егора, здесь жить негоже. А нормально жить — это значит взвалить на себя такую массу всего, такую сумму греха, что можно умереть духовно очень быстро, просто, как лампочка перегорает. Таким образом, абсолютно честный человек и есть новый Спаситель-Мессия. Это должен быть человек искусства… А когда он понимает, что сделал определенную работу, ему здесь ничего не остается, как умереть. Так получилось с Башлачевым…

Летов считает, что должен быть качественно другой уровень понимания, которого у обычных людей просто нет. У любого искусства есть предел, который не абсолютен, но для живых людей, имеющих чувства, он является пороговым. Он преодолим, но дальше уже идет то, что с этой реальностью не совсем связано. А может и вообще не связано. Понял после Башлачева и, особенно, Селиванова Летов понял, что самое страшное — это заживо умереть. Сам процесс творчества подразумевает что? Человек, идейный или безыдейный, доходит до предела крутизны, где в некой точке происходит момент выбора: оставаться в этой реальности либо идти дальше. Если человек идет дальше, то он отсюда уходит, как Ян Кертис или Джим Моррисон. И не обязательно смерть, он может просто с ума сойти, или в горы податься. Он может просто на заводе до конца жизни проработать. Со стороны это будет непонятно… Либо человек остается в реальности, выходит как на неком этаже из лифта, а лифт уходит. И он на этом этаже начинает озлобляться, ожесточаться, цинично и злобно торговать собой. Это самое опасное, большинство сейчас в роке этим занимается. Такого масштаба зла и количества таких людей как в роке, нигде нет[29]…