Гражданская рапсодия. Сломанные души

Это была старая солдатская песня, под неё шли на фронт запасные батальоны, и Толкачёв знал в ней каждое слово. Но здесь слова были другие. Кто-то переделал их, сообразуя с новой действительностью. Теперь она звучала по-иному, каждой своей нотой и каждым звуком призывая всех тех, кто остался верен России, идти спасать страну от угрозы, которая на сей раз шла изнутри.

Парфёнов повернулся к Толкачёву и сказал уже спокойнее:

— Ты, Володя, меня не жалоби. Для них слово «Родина» значит то же, что и для нас с тобой, и они имеют право, как и мы, встать на её защиту. И умереть, если понадобиться. А если хочешь, чтоб из этих мальчишек хоть кто-то выжил, так учи их лучше.

Песню подхватили юнкера, да так яростно, что она отразилась от стен, вырвалась со двора и полетела по улицам Новочеркасска, заставляя жителей города прислушиваться.

Смело мы в бой пойдём
За Русь Святую.
И, как один, прольём
Кровь молодую!

— Я-то научу, — ответил Толкачёв. — Времени бы хватило.

7 Новочеркасск, улица Барочная, ноябрь 1917 года

Насколько же непредсказуема погода в Новочеркасске. Вчера весь день кружила над городом метель, крупные белые хлопья облепили дома, деревья, заборы; вдоль по обочинам наросли сугробы; дворники — бородатые мужики в кожаных фартуках, с лопатами — усердно гребли снег и скалывали со ступеней намерзающий лёд. А сегодня утром полное солнце. Катя выглянула в окно, от вчерашних сугробов ничего не осталось, только несколько продольных полос посреди дороги, утрамбованных тележными колёсами, да лужицы грязной воды. На каштане у дома напротив стая галок: шумят, чего-то выпрашивают. Дворник замахнулся на них, галки встрепенулись, забили крыльями и полетели прочь.

Катя взяла чемодан и спустилась на первый этаж. В холле возле бойлерной сидел Липатников. Он притулился на табурете у тумбочки дежурного и курил. Дежурный, вчерашний часовой, пил чай из алюминиевой кружки и читал газету. Кате уже представили его — капитан Болотин. София говорила, что он дослужился до офицерского звания из низших чинов и ещё на японской был награждён тремя солдатскими Георгиями. Молодые офицеры его уважали, хоть и подтрунивали иногда, а начальство, не смотря на косноязычие и крестьянскую грубость, вежливо величало по имени-отчеству. С Липатниковым они сдружились мгновенно. До глубокой ночи сидели они в помещении столовой, пили чай, говорили о войне и вспоминали о мире. А сегодня уже полдня сидят у тумбочки. И лишь одна беда омрачала их отношения: Болотин не умел играть в шахматы.

Завидев Катю, Липатников встал, на его лице отразилась надежда.

— Сыграете со мной в шахматы, Катя? — спросил он заискивающим голосом. Пока ехали в поезде, он ни разу о них не вспомнил, но прибыв в Новочеркасск, будто заболел ими.

— Что вы, Алексей Гаврилович, я совсем не играю в шахматы.

— Что за организация, никто, не играет в шахматы.

— Вы ещё найдёте себе соперника. А что с вашим назначением?

Липатников махнул рукой, и было непонятно: жест ли это отчаянья или он просто отгоняет от себя табачный дым.

— А вы, гляжу, с чемоданом. Уезжаете?

— Недалеко. На станции формируют санитарный поезд, меня и Андрея Петровича переводят на него служить. Андрей Петрович уехал рано утром, а я задержалась. Хотела попрощаться с Машей и Софией.

— Мария Александровна остаётся?

— К сожалению. Мы очень хотели служить вместе, но полковник Всеволожский не разрешил.

— Могу оказать протекцию. Полковника Всеволожского я знаю лично.

— Нет, что вы, — Катя смутилась. — Не нужно этого делать, Алексей Гаврилович. Ещё подумает, что я жаловалась. Нет. Мне кажется, это Андрей Петрович не рекомендовал брать Машу.

— Ну, это понятно.

— О чём вы?

— Как же, Маша нравится доктору Черешкову. А санитарный поезд место не самое безопасное.

— Вот как. Мне казалось, Андрей Петрович совсем на Машу не смотрит.

Липатников улыбнулся лукаво.

— Если мужчина не смотрит на женщину, это не значит, что он её не видит.

Болотин вдруг приподнялся со своего места и, не отрывая глаз от газеты, воскликнул:

— Эка пишут-то! Эка пишут! — и снова сел.

Из бойлерной выглянул молоденький прапорщик, посмотрел на капитана иронично и сказал что-то негромко. В бойлерной разразился смех.

— Алексей Гаврилович, а вы утренних газет не читали? — спросила Катя.

— Не читаю я газет, Катенька, — покачал головой Липатников. — Что в них проку? Домыслы да сплетни.

— А как же новости?

— Что новости? Если случится чего, так начальство доведёт, а остальное неважно.

— Как же неважно, Алексей Гаврилович? В Ростове очень неспокойно. Революционный комитет арестовал генерала Потоцкого, большевики захватили все ключевые пункты в городе…

— Катя, Катя, — замахал руками Липатников, — вы ли сейчас со мной говорите? Вы — красивая добрая барышня! Вам ли думать о политике? Бог с вами.

— Алексей Гаврилович, — насупилась Катя, — в такое время всем нужно думать о политике. София говорит, что если бы мы подумали об этом год назад, то ничего того, что происходит ныне, не случилось бы.