Гражданская война 1918-1921 гг. - урок для XXI века

Над интеллигенцией довлели западная концепция гражданского общества и образ Великой французской революции. Суть этой концепции была такова. Только свободные граждане, преодолевшие общинность и «азиатчину» (а таковыми на данном этапе представлялись буржуазия и пролетариат), могли быть субъектами революций. И аристократия, и крестьяне, эти носители традиционного сознания, были реакционны. В лучшем случае крестьянство могло стать «попутчиком» революции и ее «материалом». Впоследствии, когда крестьянство будет разложено на сельскую буржуазию и сельский пролетариат, а капитализм в России исчерпает возможности служить мотором развития производительных сил, созреют условия для социалистической пролетарской революции. В такой схеме и в таких категориях мыслили все течения социалистической мысли.

Ленин первый перешел к принципиально иной модели, объясняющей природу русской революции и места в ней крестьянства. Но и он «приходил к ленинизму» трудно, с отступлениями и противоречиями. Нового категориального языка не возникло, традиционное сословное российское общество считалось архаичным и противопоставлялось гражданскому обществу. Такое видение сохранилось и сегодня, и наши нынешние либералы и демократы недалеко ушли в этом от кадетов и меньшевиков.

Между тем, и в категориях гражданского общества можно было всем социалистам найти общую платформу и избежать предоктябрьского раскола. Точнее, добиться отхода основной массы искренних социалистов, эсеров и меньшевиков от масонской верхушки их партий. В этом случае не произошло бы Гражданской войны и не было бы массовых репрессий 30-х годов. Что же этому помешало?

В той модели российского общества, которая господствовала в интеллигентском сознании накануне 1917 г., была искажена мера. Политическое кипение столиц и университетов скрывало состояние «молчаливой» массы крестьян, и вследствие этого значение сословности общества было резко преувеличено. Между тем, в социальном, культурном, мировоззренческом отношении крестьяне и рабочие, которые представляли собой более 90% жителей России, являлись единым народом, не разделенным никакими сословными и классовыми перегородками. Это был уникальный исторический момент, благодаря которому и стала возможна первая реализация проекта солидарного жизнеустройства. Нынешнее его отступление в России, каким бы болезненным оно ни было, есть явление временное.

Этот единый народ рабочих и крестьян и был гражданским обществом России. Это было именно ядро всего общества, составленное из свободных граждан, имеющих сходные идеалы и интересы. Оно было отлично от западного гражданского общества тем, что представляло из себя Республику трудящихся, в то время как ядро западного общества представляло собой Республику собственников. Сословные «оболочки» российского общества (дворяне, буржуазия, чиновничество) утрачивали жизненные силы и даже в краткосрочной перспективе должны были занять подчиненное положение, как это и произошло поначалу в советское время.

В ходе революции 1905-1907 гг. русские рабочие и крестьяне обрели столь сильно выраженное гражданское чувство, что стали народом даже в том смысле, какой придавали этому слову якобинцы – революционным народом, спасающим Отечество. Более того, это «русское гражданское общество» было очень развитым и в смысле внутренней организации. Если на Западе после рассыпания общин и превращения людей в «свободные атомы» потребовалось около двух веков для того, чтобы из этой человеческой пыли начали складываться ассоциации для ведения борьбы за свои права и интересы (партии, профсоюзы и т.д.), то Россия эти структуры унаследовала от своей долгой истории.

Такой структурой, принимавшей множественные и очень гибкие формы, была община, пережившая татарское иго и феодализм, абсолютизм монархии и наступление капитализма. Маркс замечательно уловил эту роль русской общины, но не успел развить эту важную мысль. Соединение граждан огромного революционного народа в общины сразу создавало организационную матрицу и для государственного строительства и самоуправления, и для поиска хозяйственных форм с большим потенциалом развития.

Не в вялой русской буржуазии, которая уже не могла повторить рывка «юной» буржуазии Запада, и не в мифической «пролетариате», собственнике и продавце рабочей силы, какого в России и в помине не было, следовало эсерам и меньшевикам видеть субъекта русской революции, а в этом огромном и едином народе, носителе гражданского сознания. Если так, то и не следовало им считать Октябрь контрреволюцией и начинать против этого народа свою обреченную на поражение гражданскую войну. Но так не получилось.

После 1905 г. крестьяне стали нетерпимы и к привычным ранее издевательствам начальников – короткий миг революционного разрыва с господствующими кругами преобразил представление крестьян о самих себе. Вот приговор из Арзамасского уезда Нижегородской губ. в губернское земское собрание: