Гражданская война

— Мы для него образец того, как надо быстро решать вопрос с большевистской угрозой. Панове, я уверен, что он может стать той политической фигурой, которая позволит осуществить наш план по развалу СССР.

— Теодор, ваша уверенность — это хорошо, но нам необходимо иметь полное представление о планах правительства Германии, у вас есть там свой человек?

Начальник польской разведки несколько минут подумал, потом сказал:

— Панове, в предыдущем правительстве у нас был агент, который докладывал нам ситуацию и вводил в курс дела. Нет уверенности, что и при новом составе кабинета министров он будет на работе в государственном аппарате. К сожалению, у нас недостаточное финансирование: такие агенты стоят дорого, панове! Мы же вынуждены ужиматься, экономя каждый злотый.

— Понимаю, пан Теодор, это наша общая проблема. Денег всем катастрофически не хватает, будем думать, как вам помочь. А пока что, считаю, мы обратимся за помощью к пану Игнацию. Надеюсь, он помнит, что бывших разведчиков не бывает?

Матушевский сразу же встрепенулся.

— Конечно, панове. Думаю, съездить в Германию и сделать несколько репортажей, заодно навещу старых знакомых… К сожалению, это с Россией было проще работать — мы знали об большевиках всё, даже больше, чем они сами. У нас была идейная агентура, которая работала не за деньги. А за идею восстановления польского государства. К сожалению, в Германии у нас идейных агентов практически нет. Да, я знаю, насколько остро стоит финансовый вопрос, но без денег в Германии делать нечего. Мне придется потратиться, чтобы восстановить там сеть наших агентов.

Тут Пилсудский решил подвести некий итог совещания:

— Панове, думаю, мы выработали общее мнение по данному вопросу: приход в Германии левого правительства к власти для нас неблагоприятный момент. Думаю, что мы должны сейчас увеличить расходы на армию и оборонную промышленность, увеличить бюджет Экспозитуры. По дипломатической линии установить возможность создания нового антигерманского, скорее даже антикоминтерновского пакта. Особое внимание уделить укреплению связей с Британией и Францией. Генеральному штабу готовить план вторжения в Германию. Если есть возможность — подержать финансово и вооружением попытку переворота в Веймарской республики, с установлением режима, положительно настроенного к Польше.

После такого резюме маршала собравшиеся еще какое-то время обсуждали частные моменты, а потом разъехались по своим делам. А Пислудский остался в камином зале, старательно кутаясь в теплый плед. О чём он думал знал, наверное, только стакан с горячим грогом, который заботливый адъютант принёс, как только все посетители покинули диктатора демократической Польши.

Глава четвертая Враги и дураки

Москва. Страстной бульвар 11, строение 1. Редакция журнала «Огонёк»

1 декабря 1932 года

Я всегда был уверен, что нет хуже врага чем искренне любящий тебя дурак. Сегодня меня вернули на пост главреда «Огонька». Ожидал ли я этого? Ну, тут не знаю.

У меня было чем заняться, как корреспонденту «Правды»: пришлось не только делать подробные репортажи о закончившемся Внеочередном Семнадцатом съезде ВКП(б), который уже сейчас называют Съездом арестованных, но навалилось еще куча иной работы. Иная — это вторая часть моей жизни, которая проходит по ведомству Артузова. Пришлось писать — много, обстоятельно. Оказывается, писанина в работе разведчика — это просто завал! Ее намного больше, чем какой-то оперативной работы: сначала планирование мероприятий с обоснованием необходимости их проведения, разработка легенды, пошагового варианта исполнения операции, альтернативных вариантов. А уже после всего случившегося — описание как она проходила, как и почему были отклонения от первоначального плана. Анализ, выводы, предложения. А если операция еще и рассчитана на несколько месяцев, где еще и приходилось импровизировать, говорить тогда не о чем — каждое свое действие надо обосновать, описать, прикинуть, были ли другие варианты и какое решение было бы оптимальным. В общем, главное для разведчика железная жопа, чтобы не устать бумагу корябать.

(в этом здании на Страстном бульваре располагалась редколлегия «Огонька»)

— Михаил Ефимович! С возвращением!

Эту фразу я сегодня слышал раз сто, не меньше. Нет, меньше, у нас, конечно, в объединении столько человек с утра в редакции не собирается. Но пару десятков человек мне это сказали. И, как мне кажется, у большинства это получилось вполне себе искренне. Конечно, когда у меня были «проблемы» они стали одновременно глухими и слепыми, и бывшего главреда Кольцова в упор не видели. Но это особенность обычного человека. Никто не будет общаться со сбитым летчиком. Занимаю свой кабинет. Надо сказать, что и. о. главреда в это время не было, его обязанности исполнял коллективный редактор. И у меня было что ему сказать. К десяти утра к меня собрались огоньковцы, все, кто был в наличии на этот момент.