Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

«…Мне хочется вспомнить одного из "государственных деятелей". Это был председатель станичного Совета станицы Славянской, представлявший в своем лице высшую государственную власть в селе. В той же станице в должности следователя по уголовным делам работал один из дореволюционных судебных следователей Донской области. По какому-то делу ему нужно было допросить в качестве свидетеля председателя местного Совета Майского. Он послал ему повестку, и на следующий день к следователю пришел одетый в высокие сапоги, синие «галихве» с красными донскими лампасами, в залихватской донской смушковой шапке с красным верхом и в пиджаке Майский.

В старое время в Донской области как-то орудовала шайка "степных дьяволов". Они нападали на хутора, вырезали целые семьи, поджигали пятки свечкой, выпытывая деньги. Они были переловлены, осуждены и получили каторгу.

Следователь сразу узнал вошедшего. Это был один из главарей шайки, которого он допрашивал в свое время. Тот его тоже узнал, но вида они не подали. Правда, следователь на следующий день "заболел" и перевелся в другое место».

Вот такие товарищи осуществляли «революционную законность».

Судов было два типа — собственно народные суды и появившиеся чуть позже революционные трибуналы. Предполагалось, что первые занимаются уголовщиной, вторые — «контрреволюцией». На самом-то деле четкой границы не было, тем более что под контрреволюцией тогда понималось все, что угодно. При ревтрибунале существовала даже коллегия обвинителей и защитников, в которую мог записаться кто угодно, лишь бы он имел рекомендацию от Совета. И еще нюанс: трибунал мог допускать или не допускать участие в деле обвинения и защиты — как хотел.

С «классовым подходом» и тут было все хорошо. Уже знакомая нам анархистка Мария Никифорова, бежавшая от немцев в Царицын, принимала участие в антибольшевистском мятеже знакомого нам эсера Муравьева. Ей вынесли… «революционное порицание» и запретили на год занимать командные должности. Своя ведь девка! Погорячилась, бывает…

Кстати, смертной казни большевики первоначально не применяли — но потом слегка озверели. Да и на местах сообразили: заключенных ведь надо кормить и содержать. А нет человека — нет проблемы. И посыпались расстрельные приговоры.

…Так что когда на смену этим судебным органам стали приходить трибуналы ЧК, которые придерживались хоть какого-то подобия законности — многие вздохнули с облегчением…

* * *

Необходимо сказать и об идеологии большевиков. Они пришли к власти марксистами-интернационалистами. Точнее, уже не совсем: ленинский тезис о возможной победе социалистической революции в России вызывал здоровый смех ортодоксальных марксистов (меньшевиков). Плеханов в одном из писем в июле 1917 года писал: «Мы победили ленинских микроцефалов» [74]. Впрочем, широкие массы теоретические расхождения не волновали.

Интернационализм тоже был народу как-то не очень интересен. Нет, имелись, конечно, романтики вроде шолоховского Макара Нагульнова, которые были готовы идти верхами и в Индию, и в Африку, чтобы там устраивать революцию. И не так уж мало их было. Но они погоды не делали. Массами эта идея не особо воспринималась.

Однако вскоре была найдена лучшая. Ее нашел Ленин, а развил, как это ни странно, Троцкий, которого принято считать законченным интернационалистом. Суть ее заключается в лозунге: «Социалистическое Отечество в опасности!» То есть это объединение советской идеологии и русского патриотизма. Враги большевиков были объявлены «наемниками Антанты» — кем они на самом деле и являлись. В сумме получалось: на новую свободную Россию идет чужая враждебная сила. А вот этого на Руси не любили никогда. То, чего так и не смогла добиться царская Россия в пропаганде войны, блестяще удалось большевикам. Ну, умели ребята работать!