Гражданская война и интервенция в России. Политэкономия истории

К середине 1919 г. Армия Юга России состояла: из Донской, насчитывавшей 100 тыс. человек; Кубанской – 30 тыс. и Добровольческой – 10 тыс. чел. армий[348]. Она находилась в несравненно лучших условиях по сравнению с другими белыми армиями: ее потенциальные материальные и людские ресурсы в разы превышали возможности всех остальных белых армий вместе взятых. Сподвижник Колчака Гинс завистливо восклицал: «Одна Кубань обладала такими человеческими и экономическими ресурсами, как вся Сибирь»[349].

Что касается населения, то в сентябре 1919 г. Черчилль сообщал кабинету министров: «Армии ген. Деникина господствуют на территориях, на которых живет не менее тридцати миллионов русских и которые включают третий, четвертый и пятый по значению города России… Нет никакого сомнения в том, что этот тридцатимиллионный народ, если бы только была возможность прибегнуть к плебисциту, подавляющим большинством голосов высказался бы против возвращения большевистского правительства Ленина и Троцкого. Больше того: ген. Деникин имеет в своем распоряжении армию, которая, хотя в основном и является добровольческой, быстро растет в своей численности и в настоящее время в ней уже более 300 тыс. чел.»[350]

Сибирская армия

Кристаллизующую основу Сибирской (колчаковской) армии, по словам командующего интервенционистскими силами Антанты в России французского ген. М. Жанена, составил 60 тысячный чехословацкий корпус, польская дивизия – 11 200 солдат, румынский легион 4 500 человек, несколько тысяч итальянцев, английский батальон, французские части – 1 100 человек, батальон латышей – 1 300 штыков, полк хорватов, словенцев, сербов[351].

Указывая на роль «союзников», Жанен имел все основания утверждать, что «без чехословаков и без меня они (колчаковцы) вообще не существовали бы»[352]. Чехословацкие части, подтверждал в июне 1918 г. британский премьер Д. Ллойд Джордж, «формируют ядро возможной контрреволюции в Сибири»[353]. Именно благодаря чехословацкому корпусу, конкретизировал один из его политических руководителей Б. Павлу, «русская армия «многие месяцы могла находиться в тылу, за фронтом, нами надежно удерживаемом, была собрана, обучена и обеспечена», корпус завоевал для белых Сибирь»[354].

Масштабная гражданская война в Сибири стала возможна только и исключительно благодаря участию в ней чехословацкого корпуса, который в начале войны составлял более 80 % всех организованных вооруженных белых формирований на всей огромной территории Поволжья, Урала и Сибири.

Офицеры в Сибирской армии не играли такой цементирующей роли, как в других белых армиях. По оценкам Ф. Мейбома, «в целом (в колчаковской армии) доля офицеров не превышала, видимо, 5 % всех военнослужащих…»[355]. Но, что более важно, отмечает историк С. Волков, «по качеству своему офицерство на Востоке отличалось от Юга все-таки в худшую сторону. Кадровых офицеров было чрезвычайно мало…»[356]. «В отличие от общепринятых критериев, по которым кадровыми считаются офицеры, получившие образование в объеме полного курса военных училищ, т. е. до войны, здесь к ним относились все офицеры, произведенные по 1915 год включительно. Но и при таком подходе, – по данным Г. Эйхе, – всех таких офицеров насчитывалось менее тысячи, а остальные 15–16 тысяч были производства 1916–1917 годов»[357].

Например, в 63-тысячной Западной армии к середине апреля было лишь 138 кадровых офицеров и 2548 офицеров военного времени[358]. В Сибирской армии на 15 марта 1919 г. числились 70 кадровых офицеров при 3009 офицерах военного времени[359]. По общим оценкам из примерно 30 тысяч офицеров белых армий Востока России кадровые офицеры составляли не более 6 %, или 1800 человек[360].

Однако основная проблема заключалась даже не столько в недостаточном количестве и низком профессиональном уровне колчаковского офицерского корпуса, сколько в его мобилизационном характере. Как вспоминал один из участников событий Мейбом: «в нашем полку, к моему удивлению, со стажем одного года гражданской войны был только я и больше никого… Вся дивизия, т. е. ее состав, были мобилизованы, включая и большинство офицеров, которые после Германской кампании осели и занялись другой работой, обзавелись семьями и, конечно, без особого удовольствия явились на призыв»[361]. О боевом потенциале этого офицерского состава свидетельствовали дневниковые записи военного министра Колчака ген. А. Будберга: «Много нареканий на офицерские укомплектования, состоящие преимуществу из насильно набранных и укрывающихся от призыва офицеров и из вновь выпущенных юнкеров краткосрочных школ очень неудовлетворительного качества»[362].