Гражданская война. Миссия России

– А из аула или еще кто, не обижает ли? Не позволю обижать стариков. Скажи, ата, всех управлю своей рукой и силой нашей новой власти, – вновь спрашивал все более хмелеющий Салим.

– Да и не знаю, как сказать, сынок…

– Говори, ата, не бойся никого. Твой сын – красный командир!

– Несколько дней назад, сынок, вез я на нашем возу дрова из дальней рощи, что у Камелика. Дорогу-то местами развезло – дожди прошли. И степью не проедешь, раскисла степь – лучше и не съезжать. Разве что одним колесом по обочине. Потому впряг я двух быков. Воз нагрузил дровами хорошо. Чего зря быков гонять. Но задремал в пути, устал сильно. И затащили повозку наши быки в самую что ни есть непролазную грязь. Долго я бился, чтоб кое-как из этой грязи воз вытащить. Сам весь в той грязи извозился… Только чуть выбрался на сухое место, а тут навстречу мне летит легкая четырехколесная повозка с пулеметом. Забыл, как называется она по-русски…

– Тачанка, ата, – негромко подсказал Али.

– Да, верно. На тачанке трое. А рядом скачет верхом какой-то, похожий на казака. Усы у него черные, папаха, бурка на плечах, сабля на боку, нагайка в руках. Катится эта повозка быстро, только лужи расплескиваются и грязь из-под колес да из-под конских копыт разлетается в разные стороны. Слышу, те, что на повозке, уже издали кричат мне, ругаются по-русски, чтобы я воз с дороги убрал. А я куда воз-то дену? Только что из грязи сам выбрался, и опять в грязь? Ну, сделал я вид, что пытаюсь с дороги свернуть, а быки не идут. Тут эта повозка с ходу и врезалась передней осью в мой воз. Правда, крепкая ось у них оказалась, колесо не слетело. Но тачанка эта зацепилась за мой воз. Те, что на тачанке, попрыгали вниз, чтобы ее от моего воза отцепить. А тот верховой – казак подлетел ко мне, выругал и как начал меня нагайкой хлестать по спине, по плечам. Благо на мне теплая телогрейка была. Но местами досталось, и до сего дня спина болит, – рассказывал старый отец Салима, поводя плечами и указывая большим пальцем правой руки на посеченную спину.

– Эх, отец, узнаю, кто такой тот казак, или покажешь мне, несдобровать ему! – угрожающе произнес хмельной Салим.

Женщины стали разливать старикам крепкий чай по пиалам. Принесли сахар и шербет. Старшие, утирая руки и бороды от бараньего жира мягкими полотенцами, принимали дымившиеся пиалы. Дули, отпивая маленькими глотками.

– А как воюете, красные батыры? Много ли у вас конницы, много ли ружей, пушек и иного оружия? – спрашивал между тем у гордого и сильно опьяневшего Шарифуллы один из соседей Салима, что пил самогон вместе с гостями.

– У нас не конница, а кавалерийский полк! Конница – это у казаков. А у них-то – у белых – и хороших командиров не сыщешь. А у нас и командиры – все батыры! И оружие лучше, и пулеметов больше, и пушек, и автомобили и самолеты есть, – хвастался Шарифулла.

– Э-э, зачем неправда сказаль? Белий казак много карош енерал есть. Кулчак курбаши – якши енерал! – пытаясь говорить по-русски и выказывая этим знание предмета, произнес один из пожилых соседей Салима. Он покачал головой и подул на горячий чай в пиале.

– Нет, уважаемый Ильяс-ака, – сдержанно, но все же с долей раздражения и упрямства вмешался в разговор Салим. – Лучше командиров, чем в Красной армии, не сыщете!

– Командарм Фрунзе – великий курбаши! Он белых под Уфой разбил. Там наша дивизия впереди всей армии шла. А почему? Да потому, что комдив наш – сам Чапаев. Слышали о нем, ака? – с задором сказал Али.

– Чапай-кизылбаши?! Наслышаны многие о нем, – отвечал Ильяс-ака.

– Этот Чапай новый мост над Камеликом порушил. А какой хороший мост был! В Николаевск ездить удобно было, – сказал один из стариков.

– Да не порушил он его, а взорвал, чтобы белые реку не перешли, – вставил Шарифулла. – Зато теперь сюда казаки не сунутся. А мост советская власть построит, еще лучше прежнего.

– Наш сосед Шамиль был в соседнем ауле – за Камеликом. Видел, как Чапай на коне в тот аул входил. Как вошел, все мужчины и старики в погреба попрятались, а женщины и дети на кровли домов и сараев залезли, – стал рассказывать отец Салима.

– Зачем, ата? – с удивлением спросил Салим.

– Как увидит кого на улице Чапай или нукеры его, налетают, и ну плетьми сечь, – произнес Ильяс-ака.

– Зачем плетьми? Не пойму, – спросил Али.

– Чтоб не мешали ему. Злой очень, – отвечал старый седой Ильяс.

Долго еще продолжался разговор между трезвыми стариками аула и хмельными красными бойцами-башкирами. Но постепенно крепкий самогон выключал из разговора одного батыра за другим. Кто мог, отползал с подстилки и от достархана куда-нибудь под воз или на сено. Женщины приносили подушку и накидку тем, кто не смог встать. Смеркалось. Старики благодарили за угощение отца Салима. Ата прочел благодарственную молитву. Соседи степенно расходились по домам, покачивая головами, сдержанно осуждая хмельных, одурманенных самогоном красных батыров за нарушение вековых законов Адата и Шариата.