Гражданская война в Испании (1936 – 1939)

Публицистический фильм «Перед судом истории» (1963), построенный в виде честной дискуссии между безымянным советским ученым и монархистом Шульгиным, мог стать заметной вехой в процессах общенационального примирения. Собственно, ради этого он и был снят. Но фильм демонстрировали только в одном столичном кинотеатре, а через несколько недель и вовсе изъяли из проката. Советский историк заметно проигрывал в полемике престарелому монархисту. К тому же с экрана впервые в СССР прозвучали непривычные слова о равной причастности красных и белых к казням и расправам. Лента пролежала в запасниках свыше трех десятилетий.

Начавшие выходить в свет с конца 1970-х годов крайне малочисленные работы о жизни наших изгнанников за рубежом («Полынь в чужих полях» А. Афанасьева, «Агония белой эмиграции» Л. Шкаренкова) по-прежнему в одностороннем порядке возлагали вину за гражданскую войну на Белое движение.

Популярная тогда иллюстрированная «Неделя», давая понять, что участь изгнанников была горькой, тем не менее даже в 1978 году устами обозревателей В. Кассиса и Л. Колосова иезуитски спрашивала читателей о белоэмигрантах: «А кто им велел уезжать?» Обозреватели издевались над надгробной надписью ветеранов Дроздовской дивизии в Сен-Женевьев-де-Буа, мстительно напоминая читателям через полвека после событий, что белогвардейцы «жгли, угоняли скот, бесчинствовали».

Исследовать процессы общенационального примирения было разрешено только крайне малочисленным ученым-испанистам. Написанные ими тогда коллективные монографии «Испания XX века» (1967) и «Испания 1918–1972» (1975) исследовали эволюцию франкистской диктатуры и освещали переход страны от гражданской войны к примирению.

Характерно, что заниматься подобным анализом не разрешали гораздо более многочисленным советским американистам. В их работах примирение северян и южан в США, последовавшее за гражданской войной, всецело игнорировалось или же именовалось «предательством».

О сооружении памятников белым деятелям России не могло быть и речи. Их портреты отсутствовали в учебниках, монографиях, энциклопедиях. Их умерщвляли молчанием. (Автор этих строк впервые обнаружил фотографии Колчака и Деникина в 1970 году в венгерском иллюстрированном издании.) Не печатался замечательный примиритель Максимилиан Волошин. Под запретом оставались письма Короленко и «белый цикл» Цветаевой.

Марину Цветаеву, когда-то легально выехавшую из Советской России, от игнорирования при жизни и от длительного посмертного замалчивания не спасло даже ее добровольное легальное возвращение на родину. Не были востребованы в 1941 году и ее антигерманские настроения.

Массовые советские библиотеки, киноэкран и эфирное время заполнялись восторженными жизнеописаниями Блюхера, Тухачевского, Чапаева, Щорса, Ларисы Рейснер, «красных дьяволят», «великих голодранцев», «героев Первой Конной», «орлят Чапая», «неуловимых мстителей» и др.

И без того очерненные в печати образы белых еще более обеднялись и окарикатуривались при экранизации литературных произведений («Сердце Бонивура», «Тени исчезают в полдень», «Пароль не нужен»).

Даже в книгах, в сущности посвященных примирению («Два капитана», где герой — из стана победителей, а героиня — из лагеря побежденных), образы белых сугубо отрицательны.

Разрешенные к печати книги вернувшихся в СССР Александровского, Любимова не только тщательно цензурировались, но и выходили ничтожно малыми — сравнительно со спросом на них — тиражами. Вполне верноподданнические воспоминания Вертинского вышли только посмертно, причем лишь в малодоступном широкому читателю журнальном варианте. Из более чем сотни песен Вертинского (сплошь лишенных политического содержания) разрешено было к исполнению всего 30.

Вопрос о цене победы красных в гражданской войне даже не ставился. Отваживавшиеся поднимать данный вопрос исследователи быстро лишались работы. В этом отношениии СССР неумолимо отставал от Испании.

С 40-х до 80-х годов XX века советские СМИ никак не комментировали фактов возвращения на родину отдельных деятелей послереволюционной эмиграции — Вертинского, Коненкова, Цветаевой, Прокофьева и др. Скупые упоминания об этом были рассеяны по малотиражным или спецхрановским изданиям. Последним «возвращением», о приезде которого на родину сообщили газеты и кинохроника, был А.И. Куприн (1937).

О фактах героической гибели русских эмигрантов от рук нацистов в оккупированной Франции советские граждане стали узнавать с 20-летним опозданием — с 1965 года, когда некоторые борцы Сопротивления русского происхождения были посмертно награждены советскими орденами.