Гражданская война в Испании (1936 – 1939).

Советская пропаганда в свою очередь основательно смягчила отношение к белым и к эмиграции. Опубликованная в годы войны коллективная «История дипломатии» (тт. 2-3, 1945) освещала Белое движение очень скупо, но без всякой ненависти. Подготовленный тогда же коллективный вузовский учебник «История государства и права СССР» (1947) содержал даже завуалированную критику карательной политики красных.

Симптоматично фактическое перекладывание этими изданиями виновности за Гражданскую войну с Белого движения на иностранцев – чехословаков, англичан, японцев, румын, поляков и др.

Вышедший на экраны в 1942 году кинофильм «Пархоменко» при стандартном восхищении перед красными показывал белых офицеров уже не палачами, а исправными службистами, уважающими законы войны.

Об угасании ненависти к бывшим врагам говорило и появление «Свадьбы в Малиновке» – единственной музыкальной комедии о гражданской войне, пьесы без убитых и раненых, без арестов и застенков. В комедии зеленые показаны не лишенными великодушия авантюристами, а имя белого вождя Врангеля впервые упомянуто в нейтральном контексте.

Не только о войне с Японией, но и о надклассовом патриотизме повествовал фильм «Крейсер «Варяг» (1946). Это – единственный за несколько десятилетий советский фильм, показавший во всю ширь экрана одну из главных эмблем былой России – Андреевский флаг, развевавшийся над кораблями царского и белого флота и потому ранее считавшийся «контрреволюционным» и «антинародным».

В годы крушения Третьего рейха и Японской империи СССР стал давать советское гражданство тысячам изгнанников в Европе и Азии (разумеется, после их просьб). Среди получивших его лиц фигурировали даже некоторые бывшие деятели Временного правительства, свергнутого красными.

Меньшая часть лиц, принявших советское гражданство – несколько десятков тысяч человек (в основном из Китая), добилась разрешения вернуться на родину. Их расселили в городах Сибири, Урала и Поволжья.

В ответ на патриотические действия Рахманинова в СССР было разрешено исполнение его произведений, ранее находившихся под запретом.

Унашей страны в 1945 году снова была благоприятная возможность для открытого общенационального примирения. Ведь юридически продолжала действовать никем не отмененная амнистия 1921 года – ее оставалось подтвердить, несколько расширив сферу ее действия.

Жизненная необходимость и оправданность подобного шага теперь кажется очевидной. За рубежом находились несколько миллионов наших изгнанников и их потомков. Заметная их часть стремилась вернуться на родину. Наша разоренная, измученная страна, вторично лишившаяся цвета мужского населения, крайне нуждалась в их рабочих руках и умственных ресурсах.

Только что закончившаяся тяжелейшая война против Германии отодвинула вызванные гражданской войной страдания и эмоции далеко в глубину массового сознания, погасив внутри СССР былую зоологическую неприязнь к белым. Борьба Ленина с Колчаком и Деникиным стала казаться делом далекого прошлого. Всплеск общенациональной гордости, вызванный майским триумфом 1945 года, сплачивал бывших победителей и бывших побежденных. Авторитет Сталина был громадным. Если бы он сразу после победы над Германией провозгласил прощение бывших белых и их потомков, это было бы понято и одобрено огромным большинством правящей партии и народа.

Отрадным фактом были и примирительные импульсы, исходившие из эмигрантского лагеря начиная с 1930-х годов. Позиции непримиримых антикоммунистов временами заметно слабели. Известно, что свергнутый большевиками и бежавший от них Керенский публично защищал сталинскую индустриализацию от нападок троцкистов и анархистов. Другой противник большевиков – Милюков с 1933 года призывал эмигрантов при нападении на СССР любой державы «быть на стороне родины». Ему было суждено дожить до 1943 года и приветствовать советские победы под Москвой и Сталинградом.

В лагере нашей эмиграции (как и испанской) медленно вызревал компромиссный подход к будущему родины и к тем, под чьей властью она оказалась.

«Нельзя оперировать раскрашенными картинками: красные – грабители и убийцы, белые – аскеты в белоснежных одеждах, – обращался к собратьям на склоне лет видный эмигрант-монархист И. Солоневич (отсидевший в советском концлагере и в 1935 году бежавший оттуда). – У большевиков аскетизма было безмерно больше, как и изуверства».

Отвергая коммунизм и республику, Солоневич тем не менее подобно Милюкову делал вывод о неизбежности примирения. Он в полемике с непримиримыми эмигрантами (Бискупским, Гиппиус, Лампе, Мережковским, Шкуро) подчеркивал, подобно Волошину и Булгакову, что возврат к прежней России уже невозможен. «В страшном горниле выковывается новая Россия».

Оставшийся убежденным оппонентом социализма, Солоневич тем не менее указывал на отдельные достижения красных. Если

Керенский считал таковым индустриализацию России, то Соло-невич – тягу советской городской молодежи к знаниям и к семейной жизни и уменьшение проституции.

И все же набиравшие с обеих сторон силу тенденции к примирению были еще раз остановлены и разбиты.