Гражданская война в Испании, 1936–1939

Еще один официальный акт в духе примирения сделан в 1996 году. Король Хуан Карлос даровал испанское гражданство всем иностранцам — участникам гражданской войны. На 50-летней годовщине сражения за Мадрид присутствовали поэтому бомбившие город ветераны «Легиона Кондора» из Германии и защищавшие Мадрид добровольцы из нашей страны. Много повидавшие и много перенесшие после 1939 года, а главное — многое осмыслившие пожилые участники испанской войны общались без всякого ожесточения или неприязни…

Победа националистов в 1939 году выглядит теперь в демократической светской Испании все более и более условной. Теперь она находит выражение только в конституционно-правовой сфере — в развевающемся над страной старинном золотисто-пурпурном знамени и в монархической форме правления.

Медленное и осторожное, но последовательное движение к общенациональному единению увенчалось в Испании полным успехом. В ходе длительной военной диктатуры и последующего примирения правые и левые экстремисты всюду (кроме Бискайи) лишились массовой опоры. К XXI столетию Испания перестала быть страной религиозного фанатизма и цитаделью всемирной анархии.

Исследователи разных стран пишут ныне об «испанском чуде» — переходе от диктатуры к современной демократии и внутреннему миру без иностранного вмешательства и глубоких политических потрясений, которые, казалось бы, неизбежно должен был произвести латинский темперамент «мстительных» испанцев.

Предпосылками чуда стало сохранение победившими в войне националистами трех важнейших опор общества и государства — религии, частной собственности и семьи, отбрасывание республиканского космополитизма (интернационализма) и поддержание национально-государственного сознания испанцев — их патриотизма.

ПОМИРИЛИСЬ ЛИ МЫ? Вместо послесловия

Испанцы достигли общенационального примирения. Раны тяжкой братоубийственной войны они залечили полностью — физически, юридически и нравственно.

Удалось ли сделать то же самое нам, прошедшим через катастрофу гражданской войны раньше испанцев?

Увы, раны России, ее человеческие и нравственные потери оказались гораздо тяжелее и опаснее, нежели Испании.

За годы нашей гражданской войны мы лишились почти 16 миллионов жизней, что превышает потери Испании по крайней мере в 12 раз.

Только погибших в боях и умерших от ран (в основном — граждан в расцвете сил) в России насчитывалось не менее 1 миллиона человек — это почти равно совокупным потерям испанского общества. Несколько миллионов человек, в первую очередь стариков и малолетних детей, погибло от голода и болезней — тифа, дизентерии, гриппа. Несколько миллионов русских ушло в эмиграцию. Сотни тысяч наших сограждан пропали без вести. «Россией, кровью умытой» назвал нашу страну в 1920-х годах большевистский писатель Артем Веселый.

В пересчете на душу населения мы безвозвратно утратили 11 процентов человеческого потенциала, имевшегося у России к октябрю 1917 года. Жизненный уровень оставшихся в живых надолго снизился.

На международной арене Россия утратила не только ряд территорий — Финляндию, Прибалтику, Польшу, Западную Украину и др., но и обретенный в XVIII веке статус великой державы. До середины 30-х годов XX века она оставалась вне Лиги Наций, до середины 50-х — вне многих других международных организаций.

Огромным, трудно поддающимся измерению был нравственный урон, понесенный нашей страной.

Длительность и ожесточенность братоубийственной войны, ее громадный пространственный размах, многократные наступления и отступления обеих воюющих сторон привели к крайне глубокому и болезненному расколу многих классов, сословий и социальных групп, к разрыву привычных человеческих связей. Распалась масса семей. Зачастую родные и друзья превращались во врагов. Из-за разрушения государственности и правопорядка необычайно возросла уголовная преступность, сбить волну которой не удавалось вплоть до 40-50-х годов XX века.

Переход целого ряда территорий страны (Украина, Южная Россия, Урал, Среднее Поволжье, Сибирь) по нескольку раз из рук в руки стал питательной средой для массовой подозрительности, доносительства и духовной опустошенности. В подобных условиях выживали главным образом наиболее изворотливые и бесцеремонные, увековеченные в образе Остапа Бендера.

В годы братоубийственной борьбы в наше массовое сознание прочно и надолго внедрились черты казармы и поля битвы — бескомпромиссность, безжалостность, еще большее, чем ранее, бесправие отдельно взятой личности. На смену исторически сложившимся устоям общества с цельной системой нравственных запретов, пришел голый прагматизм с его крайне растяжимыми, во многом произвольными мерками «целесообразности» и «необходимости». В межчеловеческих и межгрупповых отношениях восторжествовал культ нажима и насилия. Упал авторитет образованных и образования.

Страна в итоге победы большевиков надолго превратилась в военный лагерь. К концу гражданской войны армия красных разрослась до гигантских размеров, насчитывая 5 миллионов человек. Они привыкли воевать и реквизировать — и отвыкли от работы.