Гражданская война в России. За правду до смерти

Источником средств для подпольных офицерских организаций стали «союзнические» миссии в России. «Надо отдать должное союзникам, – отмечал Г. Чаплин, – вернее, англичанам. С того дня, как было решено вместе работать, мы от них ни в чем отказа не получали»{290}. Будущий член белого Северного правительства В. Игнатьев подтверждал: с этих пор в средствах нужды не было, их источником была английская миссия в Вологде, на ее «средства было куплено оружие, содержались члены организации»{291}. Сам Чаплин получил английский паспорт на имя Томсона и был фиктивно оформлен как начальник английской военной миссии в Вологде{292}.

Между тем, большинство офицерства не участвовало в подпольных организациях. «Все жившие в Петербурге в первую половину 1918 года должны помнить, что в те дни представляла собой обывательская масса, – отмечал Чаплин. – На большинство наших предложений ехать на север следовал вопрос о том …сколько мы в состоянии платить жалованья и… отказ. Не имею права винить, кого бы то ни было, но полная апатия, забитость и во многих случаях просто трусость, невольно бросались в глаза. Множество молодых, здоровых офицеров, торгуя газетами и служа в новых кафе и ресторанах, не верило в долговечность большевиков, еще меньше верило в успех восстания и возлагало все свои надежды на занятие Петербурга… немцами»{293}. Например, в Самаре к началу 1918 года было около 5 тысяч офицеров, но в организацию из них входило очень мало{294}.

Тем не менее, именно офицеры стали ядром восстаний в Ярославле, Рыбинске, Муроме и других городах весной-летом 1918 г. (бывшее офицерство и военные союзы{295}). «Местами контрреволюция имела успех и весьма значительный. Порой Чрезвычайная комиссия запаздывала и узнавала весьма поздно о намерениях заговорщиков, а еще чаще ей мешали в предупреждении восстаний. Мы получили достаточно уроков, чтобы этого впредь не допустить», – писал впоследствии один из руководителей ВЧК М. Лацис{296}. Для предупреждения подобных выступлений был введен строгий контроль и учет социальных групп, на которые могла опереться контрреволюция. «На местах все офицеры брались на учет, причем им вменялось в обязанность регулярно являться к комиссарам и отмечаться, на документах у них ставился штамп «бывший офицер»[22].

По данным С. Волкова, в Москве при объявлении регистрации (14 августа 1918 г.) явилось свыше 17 тысяч офицеров, из них было посажено в тюрьмы 15 тысяч, многие «нашли свой конец в тире соседнего Астраханского гренадерского полка»{297}. «Офицеров объявили вне закона. Многие уехали на юг. Знакомые стали нас бояться»{298}. Схожие меры были предприняты в городах Поволжья, в Москве и т. д. Так, в Нижнем Новгороде регистрацию прошли 1500 человек, из которых арестован каждый второй и примерно каждый двадцатый расстрелян в августе-сентябре 1918 г.{299}. В Великом Устюге 27 августа «в целях предупреждения было арестовано 30 офицеров»{300}. В Саратове арестованы все офицеры, не находящиеся на советской службе{301}. По данным М. Лациса, в Москве было зарегистрировано 35 тысяч офицеров, в Казани 5,5 тысяч, в Нижнем Новгороде 5 тысяч, в Пензе 20 тысяч и т. д.{302}. В Казани главнокомандующий Красной армией М. Муравьев издал приказ, требующий регистрации всех офицеров. За невыполнение – расстрел. «Я видел позорную картину, – писал Ф. Мейбом, – когда на протяжении 2–3 кварталов тянулась линия офицеров, ожидавших своей очереди быть зарегистрированными. На крышах домов вокруг стояли пулеметы, наведенные на гг. офицеров…»{303}

После разгрома белых армий у большевиков остался страх перед «пятой колонной»: так, в письме ВЧК летом 1920 г. отмечалось, что «забранные в плен белогвардейские офицеры, которых насчитывается до 75 000 человек, рассеялись по всей России и представляют собой контрреволюционное бродило»… после эвакуации из Крыма «более 300 тысяч врагов советской власти, в том числе и офицеров, рассеялись по всему Югу»{304}.

Подозрения чекистов отчасти оказались оправданы: так, «Офицеры во главе с генералом А.Н. Козловским и бывшим командиром линкора «Севастополь» капитаном 1-го ранга бароном П.В. Вилькеном играли видную роль в кронштадтском восстании… Тогда же… офицеры подняли мятеж в красных частях в Колчедане»{305}. В Хабаровске был раскрыт офицерский заговор, связанный с «Комитетом защиты родины и Учредительного собрания»{306}. В 1922 г. раскрыт «Центр действия», в мае 1923 в Кубано-Черноморской области было раскрыто 4 белогвардейских организации, кроме этого были раскрыты белогвардейские группы в Вольске, Витебске, Пермской губернии, монархические в Томской, Тамбовской, Тульской, Орловской, Иркутской и других губерниях. В Харькове существовала сильная офицерская организация, в «батальоне» которой состояло около тысячи человек{307}.

* * *