Гражданская война Валентина Катаева

Особенно если этот кто-то провел эпоху прямого противоборства «добра и правды» со «злом и ложью» – то есть, выражаясь менее фигурально, эпоху Гражданской войны – так, как ее провел Валентин Катаев. Дело в том, что именно здесь обнаруживается нечто ранее неизвестное и позволяющее понять, как из человека, добровольно пошедшего на смертельный бой за свою страну, получился человек, ради сладкого куска поставивший свое слово в услужение палачам, истязателям и угнетателям этой самой страны (причем то, что они именно палачи, истязатели и угнетатели, каки то, что палачи, истязатели и угнетатели подлежат твердому отторжению, а не приятию в качестве орудия Вельтгайста, он про себя ясно понимал).  

Правда, обнаружить это «нечто» не так уж просто

II  

Что мы знаем и чего не знаем о жизни и делах Катаева с 17-го по 20-й год? Стандартная его биография (составленная по сведениям, которые многократно представлял советским властям сам Катаев) гласит: родился и жил в Одессе, в первую мировую ушел оттуда на фронт в 18 лет добровольцем-вольноопределяющимся, был артиллеристом, летом 1917 года ранен в «керенском» наступлении на румынском фронте, на излечение помещен в лазарет в Одессе, где и находился на момент Октябрьской революции; по излечении и выходе из лазарета демобилизовался, жил в Одессе; весной 1919, после первого захвата Одессы большевиками, активно поддержал Советскую власть, пошел в красную прессу и агитацию (служил в Бюро украинской печати); летом 1919 был призван в Красную Армию, исполнял там обязанности командира батареи под Лозовой, затем был отозван из армии и назначен заведующим окнами сатиры в одесском РОСТА: писал тексты для агит-плакатов, частушки, лозунги, листовки. В 1921 был послан для налаживания аналогичной работы в Харьков.  

Не придерешься. Выходец из буржуазно-поповской среды (внук генерала и священника, сын преподавателя епархиального училища; получил с военным чином и наградами личное дворянство, по наследству не передающееся), сразу сделавший выбор в пользу народно-революционной власти и оставшийся ей верным до гробовой доски.  

Правда, со службой в Красной армии есть какие-то странности. Катаев писал о ней в автобиографиях и ранней прозе. В «Записках о гражданской войне» (опубликовано в 1924) он писал: «Наступление Деникина продолжалось. Нужно было торопиться. С фронта требовали  подкреплений... Я решил отправиться на фронт с первым эшелоном… Наши эшелоны вышли в северо-восточном направлении по Новой Бахмачской дороге… Батареи пробыли в городе Александровске три дня… Я видел Ворошилова, командира армии, который на вокзале провожал красноармейцев. В полночь нашу батарею погрузили в эшелон.Часов в одиннадцать утра, в обед, эшелон пришел на станцию Лозовую» - тут и состоялся бой, проигранный красными. «Через десять минут станция была почти очищена. Наполовину разгруженные составы уходили по трем направлениям: на Екатеринослав, на Полтаву и на Харьков». Все, конец «Запискам».  

В «Порогах» (1930) сказано примерно то же самое: «Наша батарея получила приказ выгрузиться  в  Александровске  для окончательного укомплектования пушками и лошадьми. Мы расквартировались на окраине города… Член Реввоенсовета армии, луганский слесарь Клим Ворошилов, держал речь перед бойцами… Мы сели в вагоны. Поезд тронулся… Поезд шибко летел в надвигавшуюся с востока темноту» (то есть на Лозовую, навстречу наступающим деникинцам – Силам Тьмы).  

В очерке «Короленко» (1922) сказано: «Я встретился с Короленко в июне 1919 года в Полтаве. Это было как раз в самый разгар гражданской войны.  Деникинская  армия  только  что  перешла  в серьезное наступление и на всем фронте теснила наши части от станции Лозовой по трем направлениям: на Харьков, на Екатеринослав  и  на  Полтаву… Полтаве суждено было стать важнейшей тыловой базой… Несмотря   на   героическую   и самоотверженную работу ответственных товарищей, наше положение было ужасным. Ежедневно в  тылу  вспыхивали  кулацкие  восстания.  Дезертиры -  сотнями  и тысячами, обнажая фронт, уходили  в  леса  и  глухие  села.  Рос  бандитизм. Контрреволюционное подполье развило бешеную работу, и  собрания  деникинской контрразведки происходили чуть ли не в центре города (в  монастыре).  В  эту жестокую, суровую  и  бурную  пору судьба  и  забросила  меня,  больного  и контуженного, в Полтаву». Тут он и встретился с Короленко. «Потом  мне  пришлось  быть  у  Короленко  несколько  раз.  И   особенно запомнилась мне наша последняя  с  ним  встреча.  Это  было  накануне  моего отъезда из Полтавы в Одессу».