— Это какие же могут быть трудящие классы кроме рабочих у станка и крестьян за плугом, господин полковник? — послышался издалека глумливый голос, должно быть какого-то пришедшего на митинг большевика, из оставшихся в городе.
— Вообще-то, у нас принято обращение «товарищ», — ответил Климов, поворачиваясь в ту сторону откуда прозвучал голос. — Но вопрос по делу. Отвечаю. Рабочие у станка, или у вагранки, или на железной дороге, или на верфи, как здесь, или в порту, или в шахте или на лесоповале скажем, безусловно трудящиеся. Как и крестьяне идущие за плугом, или, там, где места для земледелия не очень подходят, пасущие разную скотину. Как и рыбаки, промышляющие рыбу и другую водную живность на морях, озёрах и реках. Но и врачи что лечат вас и ваших близких — тоже трудящиеся. Или кто-то думает, что это развлечение в ваших потрохах ковыряться операции делая по нескольку часов? И учителя что учат детей в школах, и профессора что обучают науками студентов, трудящиеся. Как и инженеры что изобретают новые машины, в том числе для ваших заводов, учёные что придумывают новые лекарства для вашего лечения и многое другое. И от того, что они трудятся не у станка, не в забое и не в поле, а за кульманом или ретортами и колбами в лаборатории, их труд легче не становится. Напрягать мозги и создавать что-то новое — тяжело, знаете ли, не всякому по силам. А бывает и опасно. В той же лаборатории где работают с чем-то взрывающимся. Чуть не уследил — и к ангелам, бывает, что и в прямом смысле. То же самое и артисты. Нравится, наверно, послушать хорошую музыку или фильму посмотреть в синематографе? А киносъёмки — это нелёгкий труд, все нервы истреплют, ходят как выжатый лимон, как и игра на музыкальных инструментах. Попробуйте часами в трубу дуть или скрипку держать — сами убедитесь. Рука уже через час отваливается словно ею целый день молотом по наковальне бил. И журналисты что пишут в газетах новости для вас, и писатели что сочиняют интересные книги, и художники — они тоже все трудящиеся. И государственные служащие, без которых будет та самая анархия, которой вы наелись. И профессиональные военные, офицеры, генералы, унтера, тоже трудящиеся, потому что живут на жалованье, как любой рабочий на здешних заводах, и огромное большинство никогда не имели ни поместий, ни фабрик, ни капиталов. И труд их тоже необходим, чтоб не пришли иноземные захватчики, грабя, задирая юбки вашим женщинам и превращая вас в бесправных рабов. Но об этом я уже говорил.
— А буржуи? — не сдавался обладатель глумливого голоса, хотя уже не так уверенно, тем более что на него начали уже роптать соседи, того и гляди с кулаками набросятся. — И помещики? Они тоже «трудящиеся»?
— Нет. Помещиков в новой Народной России не будет, — не смутился полковник. — Сельскохозяйственные земли будут переданы в собственность сельским обществам, а они сами разделят их между крестьянами. Ну а если бывший помещик захочет трудиться на земле, и ему надел дадут, русские люди не жадные. К слову, если кто не знает, до революции около двух третей дворян никаких поместий уж больше полувека не имели. Жили с заработков, как рабочие на здешних заводах и верфях, только что не у станка горбили, а в конторе какой за гроссбухом, или на телеграфе, или в школе, или в казарме бегали, высунув язык…
В толпе послышались смешки.
— А из тех, кто поместья имел, две пятых сами занимались сельским хозяйством, так же как крестьяне. Да и из остальных трёх пятых не все ни хрена не делали кроме проматывания уплаченных крестьянами денег по столицам и заграницам. Есть такие что новые сорта разных растений выводили, породы лошадей, коров, овец и других животных улучшали, и прочее в том же духе. Согласитесь, нужное дело. Такие тоже смогут продолжать заниматься полезным делом на своей земле, которой будет не меньше, чем у прочих селян, или с другими сельскими тружениками в артели либо кооперативном товариществе. В общем, кто захочет трудиться на благо страны и своё, тот сможет. А кто не захочет… Ну что же, граница не закрыта и стран на свете много. Пусть едут куда захотят, и там живут по-старому. Если смогут, конечно. Что до буржуев, тут сначала надо разобрать, кто это такие. Буржуй ведь буржую рознь. Торговка тётя Маша с рынка, что скупает по окрестным сёлам овощи, чтоб не гнили на грядках, а потом продаёт — она буржуй или нет? Если по Марксу и его «Капиталу», то вроде бы буржуй. Но где ты, гражданин хороший, прости, имя-фамилию не знаю, без этой тёти Маши-буржуйки достанешь огурцы, стаканчик закусить?
В толпе послышался всеобщий смех.
— Буржуйка! Ха-ха!
— И где твоя жена возьмёт буряки, морковку, картошку чтоб тебе и твоим детям борщ сварить, если тётя Маша на рынке их на прилавок не выложит? Или где ты купишь бутылку, если дядя Абрам на тот же рынок пейсаховки не привезёт? А он ведь тоже вроде как буржуй?
Смех усилился. Люди узнавали в обозначенных людях своих соседей, жен товарищей, да самих себя наконец.