Гражданско-правовая защита публичных интересов

Проанализировав состояние современного ему общества, Л. Дюги пришел к выводу о том, что объективные потребности делают необходимым отказ от понятия субъективного права и замену его понятием социальной функции, т. е. социальной обязанности, заключающейся в выполнении индивидом некоей миссии[387]. Ученый считал, что распространившаяся во Франции к концу XIX в. практика объективной ответственности за вред, причиненный вещами, связана с тем, что собственность перестала быть правом и становится социальной функцией, а потому элементом этой функции является собственник, который, «извлекая пользу из блага, держателем которого он является, должен нести риск вреда, причиненного этим благом»[388]. Если же индивид откажется выполнять свою функцию, то в обществе произойдет беспорядок из-за того, что существенным общественным интересам будет причинен вред. Это объясняет, по мнению Л. Дюги, почему действия человека, не соответствующие лежащей на нем функции, подавляются обществом. Отказ от индивидуалистической доктрины субъективных прав и замена ее идеей социальной функции позволяют возлагать на человека обязанности особого рода – например, получать образование и трудиться, а кроме того, дают возможность ограничивать его действия в интересах коллектива[389]. Столь критикуемая современниками ученого[390], эта мысль позднее нашла свое воплощение в ст. 29 Всеобщей декларации прав человека ООН от 10 декабря 1948 г., согласно которой «каждый человек имеет обязанности перед обществом, в котором только и возможно свободное и полное развитие его личности».

Надо сказать, что идея социальных обязанностей, т. е. обязанностей человека перед обществом, членом которого он является, возникла еще в древности и первоначальное обоснование получила в трудах основателя стоицизма Зенона[391]. Позднее она была развита Цицероном, который считал, что ни одна из сфер человеческой жизни (ни государственная, ни судебная, ни частная, ни домашняя) «не может быть свободна от обязанности», в служении которой проявляется «вся нравственная красота жизни», а «в пренебрежении к ней позор»[392]. Воплощена эта идея была в общественной жизни муниципий Древнего Рима, в которой существовал обычай, когда «гражданин ручался своей civitas, что израсходует определенную денежную сумму или выполнит какие-то работы в интересах общества»[393].

В XIX в. указанная идея приобрела новое значение, что было обусловлено сложившейся в то время кризисной ситуацией, когда негативные последствия развития капиталистических отношений можно было нивелировать, только ограничив свободу усмотрения индивида в интересах социального целого[394]. Именно поэтому идея социальных обязанностей обнаруживается в основе учений О. Конта и Э. Дюркгейма о социальной солидарности[395].

Понимание собственности как социальной функции также не является новым и ранее уже высказывалось, например, Фомой Аквинским, который полагал, что вещи в мире есть подарок Бога людям, а потому тот, кто обладает большим количеством вещей, должен делиться с теми, кто в этом нуждается. С этой точки зрения человек, будучи собственником имущества, обязан использовать свое имущество таким образом, чтобы выполнять социальную функцию, сочетая свой собственный интерес с общим интересом[396].

Признание собственности в качестве социальной функции позволило Л. Дюги утверждать, что права собственника должны защищаться только тогда, когда он свою функцию осуществляет. Собственник, более того, может принуждаться к исполнению данной функции[397]. Критикуя это утверждение, противники рассматриваемой теории указывали на тот факт, что «ни одно законодательство не возлагает еще на собственника обязательства обрабатывать свое поле, содержать в исправности свои дома, пускать в оборот свои капиталы; а между тем таково было бы логически необходимое последствие понятия собственности-функции»[398]. В связи с этим И.А. Покровский напоминал о существовании «мертворожденной», по его словам, нормы в прежнем Прусском земском уложении, которой закреплялась обязанность землевладельца культивировать свой участок, а также предусматривалась возможность его принуждения к этому мерами власти «в интересах удовлетворения общей нужды»[399].