Еще одна деталь влилась в итоговую картину. Но ответа на самые насущные вопросы я не находил.
Хоть ложись прямо на улице и пробуй заснуть под дождем — только ради того, чтобы вновь увидеть всех за одним столом. Но я упрямо шел в сторону Роффе, зная вредность бабули.
Наверняка, посещение еще одного самелианина являлось условием запуска объяснения из сна. Посетить кафетерий я мог лишь после выхода из управы, ведь дорога к нему была известна только оттуда.
Меня снабдили ограниченной информацией, гарантировав тем самым предсказуемость самостоятельных реакций. Даже теперь, когда я догадался о том, что это часть плана, все равно приходится ему следовать.
Сквер с памятником Завоевателю замаячил в паре домов от меня. По проезжей части прокатила карета. Самоходная, без лошадей и кучера. Я проводил её взглядом, но ни капли не удивился. Все эмоции собрались в плотный комок обиды и горести разлуки с близкими людьми.
Чтобы удивляться, оказывается, нужно куда больше сил, нежели для того, чтобы отчаиваться. Требуется ощущение нормы, вера в неё — такая же незыблемая как вера в отчий дом.
Может быть, мою норму растоптали мимоходом, во время боя двух самерианок, а может — запрятали в топологический изолятор, понять бы еще в какой из. Теперь я знал целых три таких: браслет, ящик внутри браслета и квартира, в которой прошло мое детство с юностью.
Моя готовность ничему не удивляться прожила чуть больше минуты. Когда из-за угла дома показался сквер, оказалось, что он не пустует.
Перед одной из скамеек, в непосредственной близости от искусственного водопада и памятника Завоевателю, увлеченно танцевала и жонглировала струями дождевой воды молодая девушка в светло-сером платье.
Издалека и в полумраке местной ночи я чуть не принял её за Росомаху. Кроме того, зрелище завораживало своей красотой.
Не самые частые капли дождя, тем не менее успевшие промочить мою верхнюю одежду, собирались в тонкий водяной шлейф, чем-то напоминавший гимнастическую ленту.
Лента искрилась в муаровом диапазоне, делала несколько плавных разворотов над головой девушки, затем обегала вокруг нее по широкой дуге в три оборота — и лишь потом разлеталась брызгами в стороны.
Тут живут люди.
Такая простая и очевидная мысль заставила меня остановиться и посмотреть на окружающий город свежим, хоть и несколько подмоченным взглядом.
До этого магическая реальность воспринималась как нечто глубоко неестественное.
Сказался перформанс с трамваем, безлюдность Арканной улицы, странные и непривычные сооружения возле самелианского консульства, опыт прогулки от Стратегической академии до троллейбусной остановки.
Да, мне доводилось видеть тут людей. В управе, в кафе Роффе, да того же мужчину на летающем ковре, в конце концов. Но все они казались мне либо донельзя странными, либо столь же отстраненными.
А немногочисленные исключения типа инспектора, печатников, Сверчка и вовсе пугали своей чуждостью. Как бабушка, общаясь с которой быстро понимаешь, что она играет в человека, но не является им.
До этого момента я не видел по эту сторону людей. Все людское, плохое и хорошее, происходило в пределах жадной зоны или где-то в замкнутых помещениях типа второго этажа у Роффе, где мы с Алисой приходили в себя до прибытия родителей.
А тут в голове что-то щелкнуло, и восприятие мира изменилось.
Если раньше я бы осторожно перешел на ту сторону дороги и сделал вид, будто не замечаю танца с дождем, то тут просто улыбнулся. Через ноющее от никуда не девшихся чувств и переживаний сердце. Вопреки осторожности, отчасти выработанной лично, но отчасти — выросшей на частом общении с Алладо.
И, удивительное дело, на душе стало немного легче и гармоничнее. Пускай это было иррационально, но естественно — совсем как магия.
Я прошел мимо, стараясь не отвлекать девушку своим присутствием. Почтительно любуясь со стороны. Две или три капли из шлейфа танцовщицы попали мне по щеке. Мою улыбку заметили и оценили.
Нет, вне жадной зоны тоже есть жизнь. Может быть, спустя какое-то время я даже навещу площадь этого… Хашмала. Имя вроде где-то встречал, но не помню, что оно означает. Видимо, сковородка и хук в прихожей не прошли даром.
Но все эти квартиры, площади, прогулки по городу за пределами жадной зоны — будут когда-нибудь потом. Сейчас у меня другие задачи и они гораздо важнее фантазий о будущем, навеянных танцем красивой девушки. Первым делом, первым делом…
Помимо самого Роффе в заведении оказался только молодой человек в строгом костюме. Он вяло прихлебывал какой-то напиток и сосредоточенно наблюдал в лорнет за событиями в сквере Завоевателя.
Перекинутая через спинку соседнего стула дамская сумочка подтверждала мое предположение, что это спутник танцующей девушки.
Хотя надо отучаться воспринимать молодых людей именно как молодых. Тут молодость — признак опытного практика в хорошей форме и не специализирующегося на работе в жадной зоне.