Greatest Hits

Не бил барабан перед смутным полком,
Когда мы вождя хоронили,
И труп с разрывающим душу гудком
Мы в тело земли опустили.

Серели шинели, краснела звезда,

Синели кремлевские ели.
Заводы, машины, суда, поезда
Гудели, гудели, гудели.

Молчала толпа, но хрустела едва

Земля, принимавшая тело.
Больная с похмелья моя голова
Гудела, гудела, гудела.

Каракуль папах и седин серебро…

Оратор сказал, утешая:
«Осталось, мол, верное политбюро,
Дружина его удалая».

Народ перенес эту скорбную весть,

Печально и дружно балдея.
По слову апостола не было здесь
Ни эллина, ни иудея.

Не знала планета подобной страны,

Где надо для жизни так мало,
Где все перед выпивкой были равны
От грузчика до адмирала.

Вся новая общность – советский народ

Гудел от Москвы до окраин.
Гудели евреи, их близок исход
Домой, в государство Израиль.

Кавказ благодатный, веселая пьянь:

Абхазы, армяне, грузины…
Гудел не от взрывов ракет «Алазань»
Вином Алазанской долины.

Еще наплевав на священный Коран,

Не зная законов Аллаха,
Широко шагающий Азербайджан
Гудел заодно с Карабахом.

Гудела Молдова. Не так уж давно

Он правил в ней долгие годы.
И здесь скоро кровь, а совсем не вино
Окрасит днестровские воды.

Но чувствовал каждый, что близок предел,

Глотая крепленое зелье.
Подбитый КАМАЗ на Саланге гудел
И ветер в афганских ущельях.

Ревели турбины на МИГах и ТУ,

Свистело холодное пламя.
Гудели упершиеся в пустоту
Промерзшие рельсы на БАМе.

Шипели глушилки, молчали АЭС.

Их время приходит взрываться.
Гудели ракеты, им скоро под пресс,
Защита страны СС-20.

Над ним пол-Европы смиренно склонит

Союзников братские флаги,
Но скоро другая толпа загудит
На стогнах Берлина и Праги.

Свой факел успел передать он другим.

Сурово, как два монумента,
Отмечены лица клеймом роковым,
Стояли Андропов с Черненко.

Не зная, что скоро такой же конвой

Проводит к могильному входу
Их, жертвою павших в борьбе роковой,
Любви безответной к народу.

Лишь рвалось, металось, кричало: «Беда!»

Ослепшее красное знамя,
О том, что уходит сейчас навсегда,
Не зная, не зная, не зная.

Пришла пятилетка больших похорон,

Повеяло дымом свободы.
И каркала черная стая ворон
Над площадью полной народа.

Все лица сливались, как будто во сне,

И только невидимый палец
Чертил на кровавой кремлевской стене
Слова Мене, Текел и Фарес.

С тех пор беспрерывно я плачу и пью
И вижу венки и медали.
Не Брежнева тело, а юность мою
Вы мокрой землей закидали.

Я вижу огромный разрушенный дом

И бюст на забытой могиле.
Не бил барабан перед смутным полком,
Когда мы вождя хоронили.

Смерть бригадира