— Храни, Господи, Святой Орден! — эхом отозвалось разноголосое собрание и стало расходиться. Все безмолвно прощались лишь взглядами согласно давней традиции. Члены тайной организации вели очень скромный образ жизни и никогда не проявляли своих эмоций ни публично, ни наедине с братьями. Неподвижное лицо всегда оставалось безучастным ко всему окружающему, и лишь тот, кто встречался глаза в глаза, мог понять истинный смысл устремленного на него взгляда. Эти навыки невербального общения, выработанные с годами, помогали каждому Сыну Света различать в любой толпе своего, даже незнакомого собрата.
Демис неожиданно почувствовал желание задержаться в комнате без окон и стал пропускать вперед и без того неторопливых участников странного собрания. Встретившись взглядом с настоятелем небольшого монастыря близ Марселя, известного в братстве как флэер Джозеф, он лишь молча поблагодарил того за приглашение продолжить встречу, но отказался. Они давно были в дружеских отношениях и при случае не упускали удовольствия пообщаться за чашкой кофе наедине. Джозеф был очень интересным собеседником. Казалось, не было темы, которую бы он не смог авторитетно поддержать. В свои семьдесят с небольшим лет это был радушный и добрый человек. Сдержанный и тактичный, Джозеф мало походил на француза. Возможно, не будь у братства строгих правил безбрачия, он обзавелся бы большой семьей, в которой все непременно любили бы этого светлого человека, а детвора не слезала бы с его колен и гроздьями висела бы на шее. Но, обрекая себя на добровольное одиночество, Джозеф выплескивал свою невостребованную любовь на монастырскую обитель, где все искренне уважали его. Впрочем, Святейший Совет Ордена не считал флэера из Марсельского монастыря эдаким юродивым. Они часто прибегали к помощи Джозефа для выполнения силовых миссий. Если этот добрейший человек верил в справедливость готовящейся акции, вся его нерастраченная любовь и удивительный интеллект превращались в инструмент такой сокрушительной силы воздействия, что увидевшие результат атаки флэшера мысленно преклоняли перед ним колено.
Будь у Сынов Света традиция награждать медалями, кубками или грамотами своих собратьев за успешное выполнение особых миссий, Джозефу было бы чем гордиться. Однако строгие правила Ордена предполагали скромность и внутреннее удовлетворение. Эмоции не растрачивались попусту. К примеру, аналогичная буря восторга или возмущения, что низвергается футбольными фанатами на стадионах в стычки с болельщиками иных команд или полицией, братством Света умело аккумулировалась для выполнения истинной идеи.
Чувство огорчения от упущенной встречи с Джозефом и неосознанной тревоги, вызванной желанием остаться в опустевшей комнате без окон, заставили Демиса внутренне напрячься. Однако, несмотря на выставленную защиту, он почувствовал боль в затылке. Это было явным присутствием чужого разума в его сознании. Словно вирус в здоровом теле, присутствие чужой воли вызывало протест собственного сознания. Результатом такой борьбы была боль. Сопротивление защиты проламывалось, и ее образные осколки словно впивались в мозг, вызывая ноющие болевые ощущения. Погибая, защита предупреждала о вторжении. Этим навыкам обучались все Сыны Света с раннего детства. Если ребенок обладал соответствующими способностями и попадал в зону внимания следопытов Ордена, судьба его была предопределена.
— Спасибо, что согласились поговорить со мной, — голос лайтера звучал издевательски. — Помнится, Вы как-то рассказывали мне о приятельнице по университету в Нанте.
Гловер от изумления не проронил ни слова. Он даже захотел присесть, но удержался.
— Как бишь ее звали… Она преподавала историю римского права, если я не ошибаюсь.
— Би… Биатрис, простите.
— Да, конечно, — снисходительно согласился инквизитор.
А не припомните ли Вы, уважаемый Демис, что-нибудь о ее матери. Упоминала ли Ваша Биатрис о молодости своей матери… О Флорениции, кажется… Я что-то смутно припоминаю…
Капелька холодного пота сбежала по позвоночнику потомка эллинов. Он чувствовал ее влажный след на своей тщедушной спине и отчетливо представлял, как он выглядит. Длинный и узкий, словно клинок тонкого стилета, пронизавшего все его чакры сверху вниз. Он будто пригвоздил гловера к напольным плитам, заставив держать спину очень ровной. От этого ощущения малейшее движение приносило боль.
— У ее матери была очень близкая подруга, обе собирались замуж и назначили свадьбу на один день, но та погибла, — страховой агент не узнал свой голос. — Ее звали Джулия.
— У Вас замечательная память, Демис, — на лице лайтера не было и намека на улыбку. — Продолжайте.
— Но это было очень давно, еще до войны, — куратор балканского региона Ордена нервно сглотнул. — Кажется, подруги учились во Флоренции. Я могу ошибаться, поскольку слышал эту историю, когда учился в Нанте. Это были семидесятые годы, и с тех пор не видел Биатрис.
— Что же, это похвально, брат мой. Наше дело не терпит отвлечений. Подобные слабости отбирают слишком много энергии, а это непозволительно.