Гребень Клеопатры

— Она сказала, что скоро заплатит. Но я не потому…

— Что не потому?

Он сглотнул:

— Я не потому рассказал тебе о том, что случилось. Это ужасно. Я так много думал об Эльсе в последние дни… и тут эта неожиданная смерть. И теперь я вижу в этом руку судьбы, вмешательство чего-то сверхъестественного. Не человеку и не паре денежных купюр решать судьбы людей!

Миранда погладила его по руке, и Фредерик почувствовал, что вспотел.

— Я и не говорила, что вы к этому причастны, — ответила она ему сладким голоском, словно кошка, которая только что заметила птичку со сломанным крылом и предвкушает удовольствие. — Всего лишь спросила о деньгах. Скончался муж этой женщины от старости или она задушила его подушкой, какая разница? Мы все равно не узнаем правду, просто вам удобно верить, что Эльса тут ни при чем. Вы же желаете ей добра, не так ли? Теперь она собирается выплатить вам вознаграждение. Отказ ее удивит. Она же уверена, что именно вы убили ее мужа. Может, лучше позволить ей верить в это? Иначе останется только второй вариант: что это она сама задушила мужа подушкой. А мы же не хотим, чтобы об этом кто-то узнал? Пусть все, кроме Эльсы, думают, что ее муж умер естественной смертью, так будет лучше, уверяю тебя.

Фредерик не видел в этом никакой логики, особенно ему не понравилось это «мы» и «вы», как будто Миранда имела ко всему произошедшему непосредственное отношение.

— Конечно, он умер естественной смертью! И мы не можем принять эти деньги, потому что мы этого…

— Не делали? Ты это хотел сказать?

Фредерик кивнул. Миранда провела кончиком языка по губам.

— Я вот о чем подумала. Вам и в голову не приходит, что кто-то из вас троих мог выполнить заказ Эльсы. Что этот кто-то и был тем ангелом возмездия, которого она видела ночью. Ангелом с прекрасными волосами. А ведь ваше агентство называется «Гребень Клеопатры». Все не так просто, как кажется на первый взгляд.

Миранда хитро улыбнулась и, выпустив новое колечко дыма, положила ногу на ногу. На ней, как всегда, были чулки в сеточку. Фредерик хотел что-то ответить, но не сумел ничего придумать. Миранда склонилась к нему ближе, и он ощутил аромат ее духов, старомодный, зрелый аромат.

— Помнишь кроликов, Фредерик? Помнишь, каково это — быть наказанным?

Ему не хотелось вспоминать. Он так часто видел эти сцены перед глазами, что из них можно было бы собрать полнометражный фильм. Зачем Миранда мучает его, заставляя вспоминать прошлое? Фредерик взмолился, чтобы она оставила его в покое, но она настойчиво повторила вопрос. Ее зубы блестели в полумраке, как маленькие жемчужины.

И он внезапно перенесся из «Фата-морганы» в гостиную своего детства.

Часы тикают на стене. В коричневом кожаном кресле сидит мама, положив ногу на ногу и опершись на подлокотник. Она сидит молча и смотрит прямо перед собой невидящим взглядом. Перед ней стоят отец и Фредерик в штанишках и кофте, пытающийся понять, что происходит. Отец подпирает его подбородок пальцем, таким твердым и холодным, что взрослый Фредерик сразу понимает: это был не палец, а дуло ружья.

Фредерик до смерти напуган. Ему понадобились все его силы, чтобы сдержать тошноту, подступившую к горлу, на которое давило холодное дуло. Ему было трудно дышать, все его члены сковало страхом. И он знал: бояться у него есть все основания. Пока отец кричал, он чувствовал себя в какой-то степени в безопасности. Эти приступы ярости возникали внезапно и так же быстро проходили, и Фредерик к ним уже привык. Другое дело, когда отец спокойно и холодно планировал наказание. Такое случалось редко, но заканчивалось всегда плохо. Фредерик сделал что-то непростительное. Теперь его ожидало наказание. Тщательно продуманное.

Фредерик молился, чтобы не описаться от страха. Краем глаза мальчик увидел, как мама пошевелилась в кресле. Он пытался заставить себя не смотреть в ее сторону, но не смог сдержаться и невольно дернул шеей, отчего дуло ружья еще сильнее уперлось ему в горло. Из глаз у него хлынули слезы. Слабость мальчика разгневала отца, и его глаза превратились в две узкие черные щели.

«Я думал, ты уже большой. Что ты — мужчина. Сын, которым я могу гордиться. Сын, который будет помогать родителям. Мы ведь семья. А в семье все должны помогать друг другу, разве нет?»

Фредерик не смог бы ответить, даже если бы захотел: ему мешало дуло — но он знал, что от него и не ждут объяснений. Объяснения нужны женщинам, а не мужчинам, — так говорил отец. Мужчины действуют, а не рассуждают. Мама тогда только улыбнулась и ничего не сказала.

Мальчик чувствовал, что происходящее доставляет отцу удовольствие, ему нравится издеваться над сыном. Он растянет эту пытку надолго, будет мучить Фредерика до тех пор, пока тот не описается от страха или его не вырвет прямо на ковер в гостиной. Но пока он находил в себе силы упрямо смотреть отцу в глаза и слушать.

«Но ты не мужчина! Ты ничтожество! Молокосос! Тебе все игрушки подавай. Ну что ж, тогда мы с тобой поиграем. Тебе повезло — нам нравится играть, не так ли, Мишель?»