Гребень Матильды

– Готова доложить, товарищ Кишкин! – с готовностью отозвалась Анна.

– Вечером доложишь! Сейчас на Крюков дуй! И смотри внимательнее!

– Да когда я невнимательно смотрела? – обиделась она.

Впрочем, на начальника обижаться – только время зря тратить. Кишкин – легенда уголовного розыска, начальник Петроградского губернского УГРО.

О его поистине невероятной храбрости ходили легенды. Бывший балтийский матрос разрабатывал операции по разгрому опасных банд и лично принимал участие в задержании. Анна не раз слышала, что число ликвидированных Кишкиным бандитов не поддается подсчету.

Работая с ним, Анна поражалась многому. Например, тому, что все двадцать четыре часа он проводил на работе. Спал ли когда-нибудь вообще? У Кишкина не было ни семьи, ни дома. Жил только делом, а питался, наверное, святым духом. Во всяком случае, она ни разу не видела его в столовой и вообще – жующим. Как такое возможно?

Его бескозырка с надписью «Грозящий» и черная нашлепка на правом глазу действовали гипнотически. Особенно на бандитов. Все были уверены: пуля Кишкина не берет. Ходили слухи, будто многие из главарей петроградских шаек стреляли в него и промахивались. Назывались имена Чугуна, Ваньки, Сибиряка, Дрозда, которые будто бы не раз палили в Кишкина с близкого расстояния, а ему хоть бы что!

Сама Анна только раз видела, как он, размахивая маузером, шел прямо под пули и не получил даже царапины!

Но самое невероятное случилось потом. Озверело отстреливающиеся бандиты после его демарша вдруг побросали оружие и вышли с поднятыми руками. Видимо, лишились последней надежды на спасение.

Даже у бывалых сотрудников челюсть отвисла.

Ну и как, спрашивается, на такого обижаться?

– Чебнева! Чего застыла?

Начальник посмотрел сердито и вдруг вытаращил глаза.

Чебнева – вот чертова девка! – ни с того ни с сего одарила его такой улыбкой, что не будь он матросом с «Грозящего», сразу потерял бы голову.

И что с ней такое творится?

В доме на Крюковом канале было темно.

– Грабитель пробки нарочно выкрутил, чтобы войти и уйти незамеченным, – поднимаясь за ней по лестнице, пояснил пожилой милиционер с этого района.

– А чего до сих пор не включили?

– Так он, паразит, повыдирал все!

– Ищите электрика.

– Будет сделано, товарищ… командир!

Анна усмехнулась. Никак не могут приспособиться, что команды баба раздает.

В квартире было темно и тихо.

– А свидетели где? Понятые? – почему-то шепотом спросил Рыклин.

– Иди поищи, – тоже шепотом ответила Анна, направляясь к лежащим около дивана телам убитых.

Внезапно зажегся свет, и ей понадобилось целых три секунды, чтобы взять себя в руки.

Труп мужчины с искаженным, неестественно белым лицом, со связанными руками и ногами лежал на спине, женщина – почти поперек вниз лицом. Сначала Анна подумала, что это, наверное, жена, но, заглянув, увидела совсем юное девичье лицо. И то же выражение муки.

– Дочка его, – подсказал милиционер.

Рядом с убитыми валялся стул.

– К стулу его убивец привязал, – охотно пояснил он. – Когда ударил ножом, тот свалился. Девка… то есть девушка подбежала, как видно, на крик, ну… преступник и ее рядом положил.

Рыклин присел возле трупа мужчины.

– Смотри, Чебнева, крови почти нет. Удар прямо ювелирный.

– Посмотри у девушки.

– Ничего не чипати без моего виришеня! Здоровеньки булы, товарищи! – раздалось вдруг громогласное.

Анна с Рыклиным синхронно повернули головы.

Криминалист Гнатюк радостно заржал и почесал выглядывавшую из ворота вышиванки волосатую грудь.

– О, как мене здесь ради!

– Привет, Олесь! Ты что так поздно? – не чинясь, ответила Анна и встала, чтобы пожать ему руку.

– Рады, видишь, ему! Приехал бы через три часа, мы бы еще больше радовались, – пробурчал, поднимаясь, Рыклин.

– Не сварись, Данилка, усе успеем! – хлопнул его по спине Гнатюк и оттер плечом.

– А ну-ка, видийшов вид селя. Зараз працюе Олесь Гнатюк!

Анна повернулась к милиционеру:

– Личность убитого установили?

– Так чего устанавливать, – пожал тот плечами. – Семья Савицких спокон веку тут жила.

– Род занятий?

– Ювелиры они. Савицкие то есть. В восемнадцатом почти всю семью расстреляли как врагов трудового народа.

– А этого чего ж? Раскаялся, что ли? – с издевкой спросил Рыклин, оглядывая комнату.

– Может, и раскаялся. Может, сам отдал, что было, не знаю. Хороший Арнольд Борисович был человек.

Милиционер вздохнул и тут же покосился испуганно. Нельзя сожалеть о смерти какого-то буржуя. Еще заподозрят в сочувствии чуждым элементам!

– Если все отдал, зачем тогда убийце пытать его понадобилось? – на чистом русском языке отозвался Гнатюк. – Поглядите-ка.

Он откинул полы надетого на убитом халата. Вся грудь жертвы была покрыта пятнами ожогов.

– Паяльником прижигал или каким-то другим инструментом. Что интересно: у старика губы сильно искусаны. Пытался не кричать. Боялся, что дочка услышит и прибежит.

– Она все равно прибежала. Как ее звали?

– Надя, – отозвался милиционер и, отвернувшись, утер непрошеную слезу.

Анна присела и подняла лежавший возле стула изящный инструмент, похожий на медицинский.

– Паяльная палочка, – прокомментировал Гнатюк. – Значит, где-то рядом горелка.