Греческая философия

Стоит рассмотреть контекст этого отрывка. Он ясно и убедительно показывает, какого результата ждет Платон от принятия гипотезы об идеях. Сократ вспоминает, с каким рвением он занимался исследованием природы (peri physeōs historian), когда пытался понять причину возникновения вещей, и как он счел себя непригодным к такому исследованию. Ему, например, казалось понятным, что два получается от прибавления единицы к единице. Но теперь он не решается судить об этом - дело гораздо сложнее. Когда к единице прибавляют единицу, невозможно понять, "то ли единица, к которой прибавили другую, стала двумя, то ли прибавляемая единица и та, к которой прибавляют, вместе становятся двумя через прибавление одной к другой" (96 е). Услыхав о книге Анаксагора, в которой Ум (Noys/Νους) всему в мире сообщает порядок и всему служит причиной, Сократ подумал, что "необходимой причиной" каждой вещи является "наилучшее для нее". Но, прочитав книгу, он испытывает разочарование, потому что у Анаксагора Ум остается без всякого применения и "порядок вещей вообще не возводится ни к каким причинам" (98 b). Ведь в соответствии с принципом осуществляемого Сократом в Федоне исследования бытия необходимо различать между тем, что действительно является причиной, и тем, что ошибочно называют таковой, а именно тем, без чего причина не могла бы быть причиной (99 b). Это разочарование подвигает Сократа "снова пуститься в плавание" (deyteron ployn) и "прибегнуть к отвлеченным понятиям (eis toys logoys) и в них рассматривать истину бытия" (99 d-e). Сократ решает в каждом случае исходить из того понятия, которое представляется ему самым надежным: "и вот я снова возвращаюсь к уже сто раз слышанному и с него начинаю, полагая в основу, что существует прекрасное само по себе, и благое, и великое, и все прочее" (100 b). Например, существование прекрасного - единственная причина того, что какая-то вещь прекрасна (а вовсе не яркость ее цвета, и не очертания, и даже не математические соотношения). Если же вернуться к примеру с числом два, то бессмысленно пытаться объяснить, что это такое, путем "всяких разделений, прибавлений и прочих подобных тонкостей", поскольку можно назвать "лишь единственную причину возникновения двух - это причастность двойке [или идее двойки]" (100 с). Итак, единственная истинная причина того, что вещь такова, есть существование идеи, которой эта вещь обязана своим основным качеством. Все, что относится к собственно физической и материальной причинности, Платон помещает на уровень необходимости, "того, без чего...", и отказывается считать подлинной причиной. Отношение подобия между вещью и ее идеей позволяет понять смысл столь странного для современных читателей утверждения, что идея, умопостигаемое сущее, есть причина всех вещей. Речь идет не о том, что вещи как-либо производятся идеей, и не об эманации от нее, но о прямой причинно-следственной зависимости от идеи.

С этой точки зрения можно сказать, что платоновская онтология есть реализм сущностей или же "реализм форм, или идей" (в данном случае "идея" передает греческие слова ei-dos/είδος и idea/ἰδέα и не имеет никакого отношения к понятию "представление" в идеалистической философии). Идеи - не только подлинные реальности; они в некотором смысле составляют всю реальность. Разумеется, прекрасные вещи прекрасны в той степени, в какой они причастны идее прекрасного, но Платон утверждает, что именно от своей идеи вещи получают ту малую долю реальности, которой они обладают, и что они доступны познанию лишь постольку, поскольку "причастны" идее. Однако, если признать идею причиной сопричастных ей вещей и лишить эти последние реального онтологического статуса, возникают серьезные проблемы на концептуальном уровне. Еще Аристотель подчеркивал, что идеи неспособны причинно обусловливать что бы то ни было и ничего не объясняют, да и у самого Платона есть много возражений против собственной теории.

Некоторые возражения касательно отношения сходства содержатся в первой части Парменида. Если идеи - образцы (раradeigma/παράδειγμα), а чувственные вещи - их отражения или копии (homoiomata/ὁμοιώματα) (132 d), т. е. сходны с ними, по какому же критерию оценивать сходство между идеей и ее копиями? Поскольку отношение сходства само не сходно, иными словами, поскольку такое свойство, как "сходство", не может "самопредицироваться" относительно идеи сходства - как можно судить о том, что это отношение сходства сходствует? "Следовательно, ничто не может быть подобно идее и идея не может быть подобна ничему другому, иначе рядом с этой идеей всегда будет являться другая, а если эта последняя подобна чему-либо, то - опять новая, и никогда не прекратится постоянное возникновение новых идей, если идея будет подобна причастному ей" (132 е-133 а). Проблема абсолютно неразрешима[1].