Греческая история

В качестве такой традиционной земледельческой общины Афины начали путь к славе. Однако чем более они вовлекались в военно-торговые игры, тем меньшее количество людей было связано с землей. Нельзя сказать, что афиняне поголовно ринулись в торговлю и ремесло. Оба эти занятия имеют дело с «движимым» имуществом (а потому они не одобрялись традицией земледельческой общины) и около половины лиц, занятых здесь, являлись неполноправными гражданами («метеки» и др.). Преимущественная часть ушедших с земли начала получать деньги на военной службе. К 431 г. до н.э. Делосский союз был организован таким образом, что вооруженные силы имели одни Афины. Большинство союзников не обладали постоянной армией (за исключением патрульных судов и городской стражи), зато своим форосом они оплачивали содержание армии афинской. Один военный флот требовал множества людей. Будучи не в состоянии снабдить более чем две сотни кораблей экипажем из собственных граждан, афиняне даже вербовали наемников. Своим, естественно, платили больше, чем чужим. Служба во флоте могла быть неплохим источником дохода. Если добавить к ней плату за общественные работы (строительство, ремонт зданий, прокладка дорог), ежегодные выдачи неимущим, «театральные деньги», плату за участие в государственных органах власти (прежде всего — судебных), то становится понятно, что афинский гражданин мог прожить и без земельного участка. «Социальное расслоение», о котором так часто говорят по отношению к Аттике V в. до н.э., только инициировалось государственной политикой, создававшей условия для появления значительного контингента люмпенов, не занятых постоянной работой, но обладающих полнотой государственных прав.

Люмпенство, рожденное внешне вполне благородной заботой государства о своих гражданах, люмпенство, основанное на форосе, выплачиваемом союзниками, стало тем началом внутри афинского полиса, что сделало его облик крайне непривлекательным для остальных эллинов. Разрушение древних традиций, а прежде всего традиции связи с землей (ее не спасало даже выведение клерухий, составленных из малоимущих граждан, за пределы Аттики), бросалось в глаза столь явно, что Фукидид был вынужден оправдывать своих сограждан подвижностью их характера, всегдашним их стремлением к новому. Тот факт, что Афины являлись центром движения софистов, только подчеркивал для остальных греков безбожный, неблагочестивый характер афинян. Сами афиняне, конечно, преследовали «говоривших лишнее». Анаксагор, Протагор были отправлены в изгнание, скульптор Фидий кончил свои дни в тюрьме. Но даже эти истории не сделали Афины менее притягательными для любомудрствующих. А они, вместе с просвещением, несли разрушение древнего этоса, несли моральный релятивизм, несли искусство беспринципного красноречия. На искус, преподносимый ими, среди афинян в то время имелось много заказчиков. Умение говорить красно, убедительно для толпы стало едва ли не важнейшим достоинством государственных деятелей в условиях, когда решение тех или иных дел зависело от произвола люмпенов, составлявших большинство граждан, заполнявших агору.

Люмпенство выражалось не только во внутриполитическом произволе, но и в отношении к иным городам. Высокомерие афинян рождено было непониманием того, что, чрезмерно возвышаясь над своими союзниками, они рубят сук, на котором сидят. Высокомерие появилось, когда отчет о реальном положении дел стал менее значим, чем крайне субъективные интерпретации его, услышанные на народном собрании. Вереница успехов привела к самоуверенности, избавиться от которой уже не давала люмпенская масса. По некоторым подсчетам она составляла около трети всего гражданского населения Афинского государства и к тому же постоянно находилась «под рукой» у городских магистратов, ибо основным ее занятием было не попечение о своем имуществе, а вечная обеспокоенность делами государственными. Пока у рычагов власти в Афинах стоял великий Перикл (443—429 гг. до н.э.), политика еще находилась хоть в каких-то рамках здравости. После его смерти Афины стали подобны упряжке, потерявшей управление. С каждый годом власть над их союзниками оказывалось все более тягостной, требовательной. И те покидали капризного гегемона: не потому, что Афины были демократичны, а потому, что они были тираничны.

Таким образом, Пелопоннесская война — не только соперничество демократического — тиранического, нового — старого. По крайней мере для самих эллинов это было борьбой традиционного принципа автономии и автаркии против мегаполиса, пытавшегося первенствовать в общегреческом масштабе. Мегаполиса, в образе жизни которого слишком много было паразитического.

***