Клеон предоставил своему противнику эти дешевые лавры, а сам всецело посвятил себя административным делам. Главное затруднение, с которым приходилось бороться Афинам в последние годы, заключалось в недостатке денежных средств: с тех пор как казна почти истощилась, регулярных доходов государства оказывалось далеко недостаточно для энергичного ведения войны. Под свежим впечатлением победы при Сфактерии, которая снова упрочила авторитет Афин на протяжении всей державы, Клеон увеличил теперь налоги больше чем вдвое против прежнего и довел этим доходы почти до 1000 талантов. Небольшую часть добытых таким путем средств он употребил на упрочение своей популярности в Афинах, повысив вознаграждение судьям с двух оболов в день до трех — мера, которая, впрочем, может быть оправдана вздорожанием всех съестных припасов в Афинах, вызванным войной.
При таких условиях избрание Клеона на должность стратега весной 424 г. было обеспечено, несмотря на усилия противной партии. Даже солнечное затмение, случившееся перед выборами, не произвело впечатления на толпу. Конечно, и второй победитель при Пилосе, Демосфен, попал в число новых стратегов; точно так же и Гиппократ из Холарга, побежденный на выборах предыдущего года, был теперь снова избран. Таким образом, афиняне могли возлагать большие надежды на военные действия ближайшего лета. И действительно, правительство обнаружило замечательную энергию. Тотчас по вступлении в должность Гиппократ и Демосфен с ядром аттической армии, 4600 гоплитов и 600 всадников, двинулись против Мегары, где они вступили в переговоры с вождями демократической партии о выдаче города афинянам. В длинных стенах, соединявших город с морем, были отперты ворота для афинян, пелопоннесский гарнизон был отброшен в Нисейскую гавань и здесь заперт со всех сторон; на следующий день он капитулировал на условии свободного отступления. Сама Мегара, раздираемая партийной борьбой, была неспособна к какому-либо серьезному сопротивлению и, казалось, без труда должна была достаться афинянам.
Между тем и у пелопоннесцев на этот раз нашелся подходящий человек. Потеря Пилоса и Киферы разбудила, наконец, лакедемонян от бездействия. Опыт семи лет показал, что постоянно повторявшиеся вторжения в Аттику не приводили ни к какому результату; кроме того, мысль об участи сфактерийских пленников удерживала спартанцев от нового похода против Афин, так как там было решено казнить пленных, как только пелопоннесская армия перешагнет через границу Аттики. Афины можно было обессилить только ударами, направленными против их союзников, и нетрудно было понять, кого из последних следовало выбрать для этой цели. При безусловном господстве афинян на море острова и Иония были недоступны для нападения пелопоннесцев; в пределах Афинского союза была только одна область, куда могла попасть сухопутная пелопоннесская армия, — побережье Фракии. И вот пелопоннесцы, наконец, решились на тот шаг, который им следовало предпринять еще до сдачи Потидеи, — именно на поход во Фракию. Но и теперь для этого предприятия было командировано не более 700 вольноотпущенных илотов и 1000 аркадских наемников. Впрочем, малочисленность войска вознаграждалась достоинствами полководца: во главе отряда стал Брасид, сын Теллиса, самый способный из спартанских офицеров, человек, который уже в подчиненных должностях оказал государству очень важные услуги.
Брасид как раз находился на Коринфском перешейке, занятый сбором и организацией своей небольшой армии, когда пришло известие о нападении афинян на Мегару. Он тотчас собрал в соседних городах, Коринфе, Сикионе и Флиунте, 3700 гоплитов и повел это войско вместе со своим собственным отрядом через Геранию. В то же время с севера спустились через Киферон 2200 беотийских гоплитов с 600 всадников и под Мегарой соединились с Брасидом, который теперь имел под своим начальством около 8 тыс. человек и, следовательно, по численности войска значительно превосходил афинян. Последние действительно не решились вступить в сражение, на которое вызывал их Брасид, и, таким образом, Мегара была спасена для пелопоннесцев. Вожди демократии спаслись бегством в Афины, изгнанники вернулись, и в городе было введено олигархическое устройство. Однако Нисея осталась в руках афинян.