Однако сочинения Фукидида и Ксенофонта сохранились отнюдь не ради своего содержания, а потому, что были написаны образцовым аттическим слогом. С тех пор, как эллины обратились в „ромеев", нация потеряла всякий интерес к своему прошлому, а потребностям школы удовлетворяли краткие руководства. Поэтому погибла вся обширная историографическая литература трех столетий от Филиппа до Августа; уцелел лишь труд Полибия, потому что в нем было изображено возникновение всемирного владычества римлян. Да и из этого сочинения полностью дошли до нас только первые пять книг, а остальные 35 сохранились лишь в отрывках и извлечениях. Последними мы обязаны тому обстоятельству, что Полибий очень рано сделался таким же авторитетом для истории описанной им эпохи, каким был Фукидид для истории Пелопоннесской войны. Так, например, рассказ Ливия об отношениях римлян к Греции, начиная со Второй Пунической войны, есть не что иное, как сокращенный перевод соответствующих мест Полибия; так же широко пользовались его трудом и греческие историки императорского периода — Диодор, Аппиан, Плутарх. Таким образом, все наши сведения по греческой истории за время от начала Второй Пунической войны до разрушения Коринфа основаны почти исключительно на Полибии. И в общем он вполне заслуживает своей славы, потому что он, бесспорно, занимает первое место между всеми греческими историками, сочинения которых дошли до нас,— исключая, может быть, одного Фукидида. Но современным источником, каким являются произведения Фукидида и Ксенофонта, история Полибия оказывается только отчасти. Из 73 лет, которые он описал (219—146), на его зрелый возраст пришлось лишь около половины; следовательно, для всей первой половины своего труда он должен был черпать материал у других историков. При этом он, с одной стороны, обнаруживает такую большую зависимость от них, какой нельзя было бы ожидать от столь замечательного писателя, а с другой — стремление относиться критически к своим источникам и отчасти также раболепие перед известными личностями нередко заставляют его произвольно искажать действительность.
Вообще зависимость большей части античных историков от источников, которыми они пользуются, очень велика. Греческая историография до конца сохранила на себе следы своего происхождения от эпоса; отсюда обыкновение вставлять в рассказ речи, которым не пренебрегали даже писатели вроде Фукидида или Полибия, — отсюда те фантастические описания битв, в которых полководцы нередко играют роль гомеровских героев, — отсюда те чудеса и трогательные происшествия, о которых с такой любовью распространяются столь многие из этих историков. Если лучшие из них смотрели на эти приемы с презрением, то для большинства история все-таки была частью изящной литературы, и свою цель они видели не столько в выяснении исторической истины, сколько в том, чтобы заинтересовать читателя. Развитию этой школы сильно способствовало и риторическое направление, получившее господство в IV веке. Таким образом, содержание сплошь и рядом отходило на второй план перед формой; о тщательном анализе источников в нашем смысле не думал почти никто, и обыкновенно писатель просто списывал свой источник, большей частью еще придавая ему тенденциозную окраску. В научной обработке истории древность никогда не пошла дальше первых опытов, да и от них до нас дошли лишь обломки.
Сказанное особенно применимо, конечно, к тем руководствам по всемирной истории, которые начали появляться со времен Августа для удовлетворения потребностей „образованной" публики. Самостоятельные исследования не входили в задачу их составителей; они довольствовались собиранием отрывков. Так написал Николай Дамасский (род. ок. 64 г. до Р.Х.) на греческом языке всеобщую историю от древнейших времен до своих дней, — огромное сочинение в 144 книги, которое, однако, погибло именно вследствие своей обширности. До нас еще дошли большие извлечения из первых семи книг, содержавших историю Греции и Востока до Кира. Такой же характер носила и „Филиппова история" („Historiae Philippicae") Помпея Трога из Нарбонской Галлии, который жил около этого же времени и писал на латинском языке по греческим источникам. Из этого сочинения, кроме краткого пересказа содержания, сохранился лишь эксцерпт, сделанный во II или III веке Марком Юнианом Юстином, — жалкая компиляция, которая именно поэтому много читалась во времена отцов церкви. К сожалению, и мы принуждены пользоваться этой книгой, так как для некоторых периодов греческой истории она представляет единственный дошедший до нас связный рассказ, как, например, для эпохи до Персидских войн, и особенно для большей части III и второй половины II столетия.