Греческая колонизация Северного Причерноморья

Таким образом, можно считать, что в Кобяковом городище II культура существовала еще в V в., хотя А. А. Миллер первоначально полагал, что она, относясь к «доскифской» эпохе», может быть непосредственно ей предшествует[137], т. е. в абсолютных датах, очевидно, достигает только VII–VI вв.

На основании наблюдений в Елисаветовском городище Т. Н. Книпович отмечает переживание поздних форм «II кобяковской» культуры в керамике V и даже начала IV вв. до х. э.». уже в сочетании с греческим материалом[138]. Между тем не только в Кобяковом городище, но и в городище станицы Гниловской, также подвергавшемся раскопке, а судя по подъемному материалу, и во всех других нижнедонских городищах, отсутствуют находки периода между «II культурой» и временем около начала христианской эры[139].

На основании первых отчетов А. А. Миллера, Ростовцев выдвинул предположение об оставлении Кобякова городища в связи с завоеванием рассматриваемой области скифами «не позже VII века», тогда как возобновление жизни на нем связывается не с первичным основанием Танаиса, а с его новым расцветом в римское время[140].

Если вторая половина этого тезиса не вызывает фактических возражений, то в свете приведенных данных первая его часть требует значительного изменения. Прекращение жизни на нижнедонских городищах, кроме Елисаветовского, хронологически совпадает примерно именно со временем основания Танаиса выходцами из Пантикапея. Нельзя не поставить эти явления во внутреннюю связь между собой. Очевидно, создание крупного торгового центра в устьях Дона на первых порах привело к сосредоточению в нем всего населения дельты, причем возможно и насильственное уничтожение ряда соседних поселений.

Нужно при этом помнить, что Танаис никогда не был чисто греческим поселением, а с самого начала своего существования отличался от других колоний гораздо более резко выраженным смешанным характером[141].

Большой «скифский» курганный могильник IV и следующих веков, исследованный в 1908–1914 гг. А. А. Миллером и расположенный непосредственно около Елисаветовского городища, показывает, что боспорцы в Танаисе поддерживали теснейшую связь с кочевниками-скотоводами, а не с бедными и отсталыми поселками рыболовов, что и могло привести к уничтожению последних.

Наоборот, в VII–VI вв. во время перехода степняков на высшую ступень варварства, вновь сложившееся «скифское» общество никак не нарушило жизни нижнедонских городищ, продолжавших сосуществовать с кочевниками скифами, что доказывается, например, известным Ушаковским курганом конца VI в. вблизи Елисаветовской станицы[142].

Таким образом, относительно небольшие археологические работы, проведенные в устье Дона, уже позволили выяснить некоторые конкретные вопросы, характеризующие взаимоотношения пришельцев-греков с местным населением.

Для полноты картины развития греческой колонизации необходимо еще указать, что в течение V в. (если не несколько раньше) возникло греческое поселение в, вероятно, более древнем городе Фазисе в устье Риона, пока еще археологически не найденном. Об этом говорит надпись на серебряной фиале V в.; найденной в сарматском погребении у хутора Зубова на Кубани; эта надпись, датируемая концом V или самым началом IV вв., говорит о принадлежности чаши храму Аполлона в базисе[143].

С IV в. мы знаем упоминания Диоскуриады, находившейся; вероятно, на месте современного Сухуми. Находки греческих изделий V–IV вв. в большом числе встречаются и во многих других, пока не подвергавшихся изучению местах древней Колхиды и кавказского побережья. Мы знаем их от района Батуми до Сухуми и Гудауты[144]. Дальше на север, примерно от Гагр до Новороссийска, не было сколько-нибудь обстоятельных обследований памятников интересующего нас времени, и судить уверенно об отсутствии или наличии здесь греческих импортных изделий мы пока не можем. В этой части побережья крупных греческих колоний во всяком случае не было, население этих районов (керкеты, зихи, ахеи, гениохи) в греческих источниках характеризуется как дикие пираты. Тем не менее плавания греков вдоль этого побережья, несомненно, практиковались, и греческие изделия могли попадать в среду местного населения.

Таким образом, в общем итоге, мы можем теперь установить, что только в конце V — начале IV вв. до х. э., т. е. ко времени после окончания Пелопонесской войны и после отступления 10 000 греков Ксенофонта, побережья Черного моря действительно опоясались цепью греческих поселений, связавших изолированную группу колоний на Боспоре с остальными греческими городами в одно почти сплошное кольцо. Только с конца V в. в общение с греками были втянуты в полной мере все племена северного Причерноморья, не только скотоводы приднепровских, крымских и кубанских степей, но и племена Приазовья и горное население южного Крыма и Кавказского побережья. Процесс греческой колонизации был в основном завершен.