Греческая рапсодия

Он несколько дней бродил по рынку, изучая обстановку. На что смотреть… глаза разбегаются… Лотки с китайским ширпотребом, выставленным под мировыми брендами Гуччи, Сен-Лорана, Босса и Версаче под вонючие запахи шашлычных привлекали сюда свыше миллиона посетителей, которые приносили торговцам около миллиона долларов каждый день.

Полубезумные взгляды москвичей и жителей ближайших областей, ошалевших от невиданного количества и разнообразия товара, скакали с одного лотка на другой в поисках нужной вещи. Всё так дёшево, за копейки… и совсем не важно, что от вещей попахивает тленом, будто одежду и часы сняли с покойников. Эйфория, азарт, и даже гордость охватывали каждого покупателя, попавшего на территорию внезапного рая, вызывающего неудержимый покупательский зуд…

Микс современного вавилонского столпотворения с содомом и гоморрой, порождающие неразбериху, хаос, алчность, извращения человеческого социума, в котором на продажу выставлены не только товары, но и люди – души, тела, сердца – их надежда, удовольствие, время – да, и в этом бедламе толпы людей, кидающиеся от лотка к лотку в жадном поиске воображаемого достатка и иллюзорности утраченного изобилия – а было ли оно? – жертвуя бесценным временем и деньгами.

Потолкавшись недели две среди продавцов и покупателей, Кир обзавёлся нужной информацией и знакомством с полезными людьми, и даже встретил бывших земляков. Старая истина не подвела и на сей раз – мир тесен! Эти люди свели его с теми, кто решал, дать точку на рынке или отказать. Уломать, доказать свою лояльность, понравиться – это при том, что аренда торговой точки превышала ставки в самых дорогих центрах Москвы – стоило немалого труда и усилий. Плюс его хваткость – льётся из глаз и ушей – цепкий взгляд, острый слух. Да ещё «обаяние» соискателя – умение втереться в доверие… Все эти качества и нужные люди, заверившие «хозяина» в его благонадёжности, сыграли Киру на руку. Вскоре он, получив своё место под солнцем, торговал не хуже других.

В дальнейшем вспоминая об этом периоде своей жизни, он назовет Черкизон alma mater, преподавшей ему неоценимый для выживания жестокий урок.

Вначале торговал мелким ширпотребом. Как-то подошел Заури, знакомый по тбилисским подворотням, оценил всю мелочь, разложенную на прилавке, крутанув огромными глазищами слева-направо, сказал:

– Кир, так далеко не уедешь, чем аренду будешь платить в конце месяца?

– Вот думаю, чем бы серьёзным начать промышлять, – хмуря широкие светлые брови, ответствовал тот.

– Слушай, что я тебе скажу, – гортанный голос земляка отзывался сладостью в сердце Кира, соскучившегося по родному говору, – мы с Мариной торгуем шубами, я тебе несколько штук подброшу, попробуй. Моя цена – твоя накрутка… заработаешь, шубы хорошо идут…

– А с чего так расщедрился?

– А просто так! – Заури картинно развел руками, – приходи завтра, приготовлю, забирай, – отошел, вернулся, заговорщически наклонился к самому уху:

– Думаешь, могу забыть твою выручку в тёмные тбилисские ночи? Нет, друг, такое не забывается… Съедят здесь тебя в два счёта, если вовремя не расплатишься. Знаю их порядки…

– Гм, – усмехнулся Кир, – что ж, давай попробую, спасибо…

Земеля не пожадничал, шуб оказалось несколько: разных размеров, фасонов и качества. Марина, сестра Заури, рассказала о мехах, провела своеобразный мастер-класс о шубах из кролика, енота, бобра, написала цены, пожелав удачной торговли. Товар был китайский, но востребованный, благо цены не такие кусачие, как в магазинах, и вполне доступны для простых покупателей голодных девяностых.

Спустя годы Кир вспоминал, как благодаря Заури – с его ли легкой руки или доброй души – нащупал золотую жилу. Шубы стали для него своего рода Клондайком.

Очень скоро собственной продрогшей шкурой ощутил важность товара для необъятной холодной России. Морозы стояли сильные – челюсть сводило. Спрос здесь как нигде – огромный. А когда однажды друг сказал: «Кир, ты же грек! Китайские шубы – хорошо, но не хочешь попробовать привозить их из Греции?» – он задумался. Думал не долго. Если идея нравилась, начинал действовать.

Срочно вызвал младшего брата в Москву. Янис к тому времени подумывал уйти из стоматологии – семью кормить нечем, услуги врача-стоматолога стали для большинства обедневшего городского населения независимой Грузии излишеством – поликлиника, можно сказать, дышала на ладан. Поэтому он с радостью откликнулся на зов брата, не подозревая, как изменится их с Деей жизнь. Оставив всю семью на попечении старшего брата Алекса, улетел.

Москву Ян любил. Студенческие годы, проведенные в ней, помимо профессии, связывали его с людьми. Поэтому летел в город юности, а, значит, и приключений с особым удовольствием, надеясь встретиться с бывшими однокурсниками. Но не тут-то было! Брат, со свойственной ему мёртвой хваткой, вцепился в Яниса и долго не отпускал.