Греческая цивилизация. Т.2. От Антигоны до Сократа

Этот невзрачный человек не следит за собой. Философ не слишком уважает свое тело и потому мало моется. Если он и посещает палестры, то лишь затем, чтобы рассказывать свои небылицы, а вовсе не для того, чтобы бороться с пороками возраста — коварными отложениями жира. А что сказать об этом старом плаще, не снимаемом круглый год — дует ли порывистый борей или отвесные лучи палящего солнца заставляют благоразумных людей драться за тень осла! Сократ носит одежду бедняков. Обыватель не знает, что Сократ опережает века и что этот плащ, который в память о нем будут носить философы, станет монашеской рясой.

Но вот Сократ встретил на площади лицо известное, из тех, чьи слова управляют народным собранием. Это хороший оратор, может быть порядочный человек, но у которого чаще, чем диктует ему благоразумие, возникает на устах красивое слово «справедливость». Со свойственной античным отношениям свободой Сократ с ним заговаривает  [27]. «Друг мой, — обращается он к нему, — ты, являющийся советником народа во всяком справедливом и несправедливом начинании, не хочешь ли вместе со мной поразмыслить, что такое справедливость?» Или он говорит ему: «Поскольку задача государственного человека — следить за соблюдением закона, не хочешь ли ты, чтобы мы определили, что такое закон?» Их обступают. Важное лицо полно уверенности. «Закон? Справедливость? Что может быть проще!» Он дает свое определение. Сократ его взвешивает. Одно выражение в нем неясно. Определим теперь его. Или обратимся к примеру, взятому из кулинарного искусства или из коневодства — из чего-нибудь такого, что знают все. Беседа продолжается, не уходя от земли, полная неожиданностей и очевидностей, строгая при кажущихся отклонениях в сторону, пока не настанет момент, когда перед этим человеком, чьи вопросы поставлены так, что на них надо отвечать лишь да или нет, красноречивому говоруну, вынужденному под угрозой договориться до нелепости отступать на каждом шагу, подстегиваемому здравой логикой, истерзанному дилеммами, приходится неожиданно заключить, что закон — это беззаконие. И что справедливость — это… Но он предпочитает оступиться. Это дает возможность Сократу показать, что его собеседник говорил в собрании о вещах, о которых не имел ни малейшего представления… Толпа смеется, собеседник убегает. Сократ нажил себе врага.

Однако, посмеявшись, народ начинает беспокоиться. В конечном счете чего хочет этот Сократ? Что значит эта игра в избиение? Это странное упорство в желании показать и свое собственное незнание? Стремление доказать при всяком удобном случае, что ему известно, что справедливость ничего не значит? Вчера он чинил людям допрос по поводу морали, заставляя зевак смеяться над совершенно приемлемыми определениями высшего блага или гражданского долга. Что же он, не верит ни в добродетель, ни в долг гражданина, этот учитель иронии?

Особенно удивительны его высказывания о богах. Он заявляет, что если бы мы были разумны (это его собственные слова), то самое лучшее, что мы могли бы сделать, это признать, что в отношении богов мы равно ничего не знаем. Он много говорит о каком-то провидении, о богах, которые все видят, все слышат, всюду присутствуют и знают даже наши помыслы. Отлично. Он значительно реже говорит о богах наших национальных праздников, о богах наших предков, которых мы называем их древними именами! Этот Сократ говорит, что это не их настоящие имена! То, что наши отцы рассказали нам о наших богах, он частично принимает, но большую часть отвергает под предлогом, что не следует давать веры рассказам, из которых следует, что боги делают зло. Однако легко понять, что то, что плохо для людей, не обязательно плохо для богов. Во всяком случае, эти истории священны и для всего полиса опасно их разбирать. Сократ также говорит, что мы не должны молиться так, как мы это делаем, просим того и другого, потому что боги лучше нас знают, что нам нужно. Он сам просит у бога Пана «внутренней красоты». Что это означает? Кроме того, у него есть свой собственный бог, которого он называет своим «демоном». Он слышит его голос. Никто не имеет права слушать голоса. За исключением Пифии и кое-кого еще, но там есть жрецы для проверки. Никто не имеет права говорить нам о богах, которых мы не знаем, о богах неведомых полису. Ему хорошо говорить по поводу богов и остального, что он ничего не знает. Чересчур легкий способ выходить сухим из воды. Есть вещи, которые знают все, которые должен был бы знать любой хороший гражданин.