Греческая цивилизация. Т.2. От Антигоны до Сократа

Приведем еще один отрывок, в котором Аристофан, словно отказавшись использовать существа и предметы, которые он находит в природе и применяет для своей комической игры, вдруг как бы оказывается захвачен этой естественной красотой, «одержим бредом», по выражению Платона. Тогда он на мгновение становится, подобно кузнечику — «божественному голосу», или самому соловью, одним из голосов, избранных природой, нарушившей безмолвие, в котором она обычно замыкается, для общения с нами. Аристофан создает — я полагаю, что на этот раз без смеха, — «Музу лесную», которая его вдохновляет (я опускаю в переводе поток звучных и непереводимых слогов, которые вкраплены в стихи и разливаются в них до потери дыхания).

Муза, Муза лесная!

Порхаем мы по гребням гор,

И внемлет нам лесной простор.

Ясень укрыл нас густою своею листвой,

Льется из рыжего горлышка звонкая песнь.

Пану святому священные гимны поем,

Пляшем в честь Матери Горной — Кибелы,

Фриних, как пчелка, амвросию звуков собрал.

Он, словно ношу, из рощ и лесов приносил

Песни свои золотые.

(Ïòèöû, ñò. 737 ñë., ïåðåâîä Ñ. Àïòà)

В подобном отрывке смех Аристофана звучит серьезно. Он смолкает, чтобы прислушаться к тому, как бьется в его сердце «священный напев», который исполняют птицы в честь дикой природы, олицетворяемой Паном, прислушаться и к «серьезным напевам танца» в честь самой необъятной из богинь — Матери гор. Кажется, что поэт, слушая щебетанье птиц, улавливает священную тишину великих явлений природы. Эти голоса птиц выражают для него невыразимое.

Его собственный голос стал серьезным, когда он заговорил об этом: не есть ли названный им Фриних, предшественник Эсхила, отец трагедии?

С начала и до конца комедии поэт дает почувствовать наряду со многими другими ту основную гармонию, которая существует во вселенной; боги, птицы, все земные создания участвуют в одном торжественном концерте:

В крике лебеди белой

И в легком шелесте крыла

Мы слышим: «Феб, тебе хвала».

Лебеди кручи покрыли над Гебром-рекой.

Клич по заоблачным далям эфира прошел.

Вот уже в страхе к земле припадает зверье.

Ветер улегся, и замерли волны.

Вот и Олимп загудел. Изумленья полны

Боги бессмертные. Музы ведут хоровод,

Песню заводят Хариты.

(Ïòèöû, ñò.769 ñë., ïåðåâîä Ñ. Àïòà)

ГЛАВА IX ДЕНЬ УГАСАЕТ

Подведем итог.

В этой книге мы представили некоторые творения золотого века греческой цивилизации. Этот золотой век длился всего пятьдесят лет — он занимает вторую половину V века до н. э. Пятьдесят лет в истории человечества — это едва продолжительность прекрасного летнего дня… «В полуденной духоте, — поет Аристофан, — кузнечик, ошалевший от солнца, кричит». Греческая цивилизация в ее полуденную пору — это именно крик радости, исторгнутый из нутра человеческого рода, производящего на свет гениальные творения.

Это не один-единственный прекрасный день, но само лето в его полной зрелости, лето с его обильными плодами, то время года, которое вознаграждает труд крестьянина и которое греки называют «опора». В садах собирают корзинами яблоки и груши, в другие корзины ссыпают золотистые сливы. Обмолочены и убраны хлеба, а в виноградниках покрывшиеся сизым пушком ягоды возвещают о том, что наступает срок сбора. Земля, божество самое древнее, самое осязаемое, самое насыщающее, в который уже раз сдержала свои обещания… «Опора» — это слава умирающего лета. Но это и начинающаяся осень… Солнце склоняется к закату…

* * *

Не то чтобы в начале этого IV века до н. э. греческая цивилизация близилась к смерти. Она еще очень сильна, и в последующие века, вплоть до первых веков христианства, она еще создает в новых сферах человеческой деятельности, которые она исследует, несколько шедевров и много других творений, заслуживающих пристального внимания. И все же вот минул золотой век… Перед нами уже встает вопрос о ценности греческой цивилизации. Скажем откровеннее — вопрос о ее успехе или поражении.

В самом деле, цивилизация вовсе не игра, которой развлекалась бы история, не беспорядочное нагромождение обычаев и творений, которые предстоит классифицировать ученым будущего. Это в гораздо большей степени удача, целая цепь удач или случаев, которые народ создает на свою потребу и на потребу других, случайностей и обстоятельств, которые, будучи направленными твердыми человеческими руками, должны дать возможность общине на длительное время обеспечить свое равновесие и открыть большинству путь познания мира более человеческого, мира, в котором каждый мог бы полнее развить свою человеческую сущность.

И вот, наблюдая медленный упадок и, главное, резкое изменение направления эллинской цивилизации начиная с IV века, приходится предположить, что в классическом веке должны были уже с V столетия проявиться первые предвестники этих явлений. И они в самом деле налицо, явные в самой середине золотого века. Нам кажется необходимым указать читателю на главные из них, перед тем как приступить к тому, что я назвал новым направлением греческой цивилизации.

* * *