По окончании следствия назначался день заседания суда (η κυρια), который был объявляем за несколько дней вперед. Заседание открывалось молитвой и жертвоприношением, затем вызывались стороны, секретарь читал жалобу и оправдание, потом стороны произносили речи. Первым говорил, конечно, обвинитель. Обвинять могли несколько лиц по одному делу (тогда первое слово предоставлялось старшему из обвинителей), возражать же им всем обвиняемый или его адвокат должен был в одной речи. В частных делах обе стороны произносили по две речи, в государственных – по одной. В большинстве процессов для речей назначалось определенное время, которое контролировалось посредством водяных часов (κλεψυδρα), находившихся в заведовании особого надзирателя (ο εφ υδωρ); обеим сторонам давалось поровну времени, но количество его изменялось сообразно величине и важности дела; на время чтения законов, свидетельских показаний и других документов клепсидру останавливали (επιλαµβανειν το υδωρ). Чтобы показать свою уверенность в правоте дела, ораторы иногда предлагали противнику говорить еще в срок, назначенный для их собственной речи (λεγε εν τω εµω υδατι), но, конечно, это был только риторический прием.
Хотя закон требовал, чтобы каждый сам вел свое дело, но на практике обе стороны часто приглашали адвокатов (συνηγοροι), если не надеялись на свои силы и красноречие; при этом сам обвинитель или обвиняемый говорил только краткое введение[132]
. Часто также обвинитель или обвиняемый произносили речи, сочиненные заранее опытными ораторами за деньги или по дружбе и заученные наизусть.Во время речи ораторы имели под рукой все представленные при предварительном следствии документы и свидетельства, которые в случае надобности приказывали читать секретарю, чем часто прерывали свою речь; обращались также к свидетелям, которые должны были присутствовать на суде и подтверждать показания, данные на предварительном следствии.
Обе стороны в своих речах прибегали ко всем средствам, чтобы привлечь на свою сторону сочувствие судей, и не щадили друг друга; подсудимые обращались к судьям с трогательными просьбами, приводили даже стариков-родителей, жен и детей, которые мольбами и рыданиями старались подействовать на судей (хотя закон запрещал это). Сократ заплатил жизнью за то, что не хотел прибегнуть к этим средствам, а говорил твердо и с достоинством (Плат. Апол.).
По окончании судоговорения происходила закрытая подача голосов судьями, без предварительного совещания их между собой, посредством камешков белых или цельных (ψηφος λευκη, πληρης, ατρητος) и черных или просверленных (ψηφος µελαινα, διατετρυπηµενη), из которых первые служили для оправдания, вторые – для обвинения[133]
. В более древние времена каждый судья, как кажется, получал только один камешек и клал его, смотря по убеждению, в обвинительный или оправдательный сосуд, впоследствии же каждый получал по одному камешку того и другого цвета и клал тот из них, которым хотел выразить свое мнение, в медный сосуд (καδισκος κυριος), другой – в деревянный (κ. ακυρος); потом считалось число белых и черных камешков только в первом сосуде, и по ним объявлялся приговор. В случае сомнения справлялись, одинаково ли число камешков в обоих сосудах, так что второй служил только для контроля первого. В частных делах, например, в спорах о наследстве, сосудов было столько, сколько тяжущихся. Результат голосования объявлял председатель.При равенстве голосов подсудимый был оправдываем[134]
; в государственных процессах обвинитель, не получивший на свою сторону даже 5-й части голосов, платил штраф в 1000 драхм и терял на будущее время право подавать подобные жалобы, а в частных делах истец платил в таком случае ответчику επωβελιαν.