Греческий миллиардер и Я

За спиной Дотти услышала голос одного из врачей неотложки, что только что поступивший мужчина пребывает в критическом состоянии.

Отчего пальцы Дотти задрожали, и ручка, которой она заполняла бланк, выскользнула из руки, оставляя за собой витиеватую загогулину на бумаге.

Она сильнее сжала ручку. «Слабость - гадость. Слабость - гадость. Слабость - гадость».

Покончив с бумажной волокитой, Дотти поинтересовалась, может ли она повидать родителей. Медсестра взглянула за плечо Дотти, и, обернувшись, она увидела там полицейского.

— Мисс Гарфилд? Вы не против, если я задам вам несколько вопросов? Пока ваши родители находятся в операционных, мы решили, что можем пообщаться с вами. Я понимаю, что это непросто, но ваши ответы могут помочь поскорее найти людей, которые напали на ваших родителей.

Дотти хотелось смеяться и плакать одновременно. «Непросто?» Ей было семь, когда она узнала, что её родители наркоманы, и не хотят больше детей, потому что они будут обузой. Когда ей было десять, она поняла, что противный толстый мужик был вовсе не разносчиком пиццы, а наркодиллером, который приходил забирать долги за очередную дозу. И вот в её восемнадцатый день рождения, который должен был стать новым витком её жизни, она стала свидетелем перестрелки между её родителями и разъярённым поставщиком, который узнал, что Вейн и Линди были настолько глупыми, что вместо того, чтобы продавать продукт, сами же его и потребляли, ведомые своей зависимостью. Потребляли не просто в качестве дегустации, а поглощали, как ненормальные дорвавшиеся до шведского стола, не оставляя ни грамма на продажу.

«Насколько это непросто?»

Самое дурацкое слово года.

Но прочитав мысленно несколько раз свою мантру «Слабость - гадость», она всё же ответила:

— Хорошо, — всего за пару минут она находились в уединённом кабинете. Дотти давала правдивые ответы. Ничего не тая. Когда всё было позади, она попыталась встать, но полицейский попросил её остаться, потому что кто-то ещё желал с ней поговорить.

После офицера в комнату вошла женщина в медицинском халате. «Психотерапевт», — подумала Дотти. Возможно, они решили, что у неё может случиться нервный срыв?

— Здравствуй, Дотти. Я доктор Нельсон, — сказала женщина с улыбкой идеально сочетавшей в себе дружественность и профессионализм. Она заняла место, которое только что покинул полицейский, и оказалась прямо напротив Дотти.

— Вы говорите со мной, потому что офицеры решили, что мне необходима помощь?

— Я сама вызвалась пообщаться с тобой.

Её брови поползли вверх.

— Зачем это вам?

— Потому что, — мягко ответила доктор Нельсон, — однажды я тоже была на твоём месте. Мои родители были такими же, как и твои. И когда я узнала о произошедшем, я попросила о встрече с тобой. Я подумала, что тебе захочется с кем-то поговорить.

«Как... мило». Это было действительно мило со стороны доктора. Тем более, учитывая то, что Дотти не видела хорошего к себе отношения вот уже которую неделю, от чего её руки вновь сжались в кулаки. «Слабость - гадость. Слабость - гадость. СЛАБОСТЬ - ГАДОСТЬ».

Элизабет почувствовала борьбу молодой девушки за сохранение самообладания, чем она завоевала ещё больше симпатии доктора. Она была девушкой исключительной красоты, но в отличие от многих других обладательниц хорошеньких мордашек, это никак не отразилось на её эго.

Вместо этого, Элизабет отметила в ней образованность, чувственность и собранность. «Слишком собрана, как для девушки своих лет», — с болью подумала Элизабет. И зная, что сама была в такой же ситуации, она прекрасно понимала, что это не к добру.

— Я хотела поговорить с тобой, потому что то, что произошло сегодня, навсегда изменит твою жизнь. И мне бы хотелось, чтобы ты не чувствовала себя одинокой, когда эти изменения произойдут, — после данных слов последовал кивок девушки, после чего Элизабет мягко продолжила. — Твоим родителям стоит отправиться на реабилитацию. Я хочу быть с тобой откровенной в этом. Если ты не дашь своего согласия, не думаю, что они доживут до конца года.

— Я понимаю. «Слабость - гадость. Слабость - гадость. Слабость - гадость».

— Если ты всё же решишь отправить их на реабилитацию, хочу напомнить тебе, что ты останешься совсем одна. Как правило, в подобных случаях, назначается ответственный из социальной службы, который будет следить, чтобы у тебя было всё в порядке. Но тебе уже восемнадцать, и насколько я осведомлена, у твоих родителей нет близких родственников, которые бы могли о тебе временно позаботиться. Быть может, ты знаешь каких-то друзей родителей?..

— Они все такие же, как и они. — «Слабость - гадость. Слабость - гадость. Слабость - гадость». — Я не пропаду. Я уже привыкла всё решать сама.