Финикийцы добывали пурпурную краску из местных морских улиток-багрянок murex (ныне этот вид почти полностью перевелся в здешних водах); дохлая багрянка, смердя и разлагаясь, выделяла желтоватую жидкость, из которой получались цветовые оттенки от розового до темно-фиолетового. Кроме того, используя в качестве топлива лес с Ливанских гор, финикийцы плавили и вывозили серебро из Киликии (примечание 2) и золото с Кипра и, вероятно, из Нубии и прочих ближневосточных и средневосточных стран, к которым еще микенцы имели некогда косвенный доступ. На Кипре существовали финикийские поселения — в частности, Китион (Карт-Хадашт — Глава VI, раздел 2). Другие же находились в Северной Африке (первым стал Карфаген, основанный, согласно традиции, в 814 г. до н. э.), в Западной Сицилии (Мотия, Панорм — Глава VII, разделы 3–5) и на Сардинии (Нора, Таррос).
Между тем на сирийском побережье — несколько севернее финикийских городов-государств — греки основали собственные торговые посты, или эмпории, — Аль-Мину, Посидейон и Палт (Глава VI, раздел 4). Эти эмпории, выгодно расположенные у дорог к внутренним долинам рек Оронта (Эль-Аси) и Леонта (Литани), граничили с маленькими негреческими государствами: Унки (или Паттином) — господствовавшим над плодородной Амикской равниной и имевшим центр в Кунулуа, или Калехе (Телль-Тайинат?), — ГУзаной (Телль-Халаф) и Хаматом. Это были лишь три из многочисленных северносирийских царств, всячески ограждавших свою шаткую независимость от алчных крупных держав, которые рвались завладеть Средиземноморским побережьем и испытывали беспокойство ввиду возможных последствий, какие могла возыметь столь взрывоопасная этническая смесь, бурлившая вблизи их собственных границ.
Ибо эти мелкие северносирийские государства являли собой необычайный сплав народов, культур и религий. Сильно ощущалось арамейское влияние (примечание 18), но в ю же время, особенно на севере, наблюдалось «неохеггское» возрождение — иначе говоря, оживало наследие хеттской цивилизации II тысячелетия до н. э.19
, которая, в свой черед, сохранила традиции другого народа, переживавшего расцвет в II тысячелетии — хурритов20. Поэтому такие эпизоды в Гомеровой «Одиссее», как нисхождение в подземное царство — напоминающее сходное деяние в Эпосе о Гилъгамеше (имевшем вавилонское происхождение, но бытовавшем на хеттском и хурритском языках), — и избиение женихов (вторящее подобному подвигу хеттского царя Гурпанзаха), — вероятно, были навеяны мотивами, пришедшими к грекам из тех же северносирийских земель.В еще большей степени это относится к мифам о сотворении мира в Гесиодовой «Теогонии», главными источниками для которой послужили Эпос о Кумарби и Песнь об Умикумми (имевшие хурритское происхождение, но обнаруженные в царских архивах хеттского Хаттусаса [совр. Богазкале, Бо-газкёй]). Так, в этих сказаниях одному божеству приходит на смену другое: Ану — бог-громовник Кумарби; Кроносу — Зевс21
. К тому же одним из Зевсовых врагов, согласно рассказу Гесиода, был чудовищный Тифон, которого иногда связывали с горой Касий (Акра) в Северной Сирии; следовательно, и этот образ, возможно, стал известен поэту благодаря греческим эмпориям на сирийском побережье. Ведь эти эмпории поддерживали тесные связи с Грецией и в особенности с городами Эвбеи, где бывал Гесиод и откуда недалеко было до его беотийской родины; с другой же стороны, Гесиод мог почерпнуть свои познания из малоазийской Кимы — родного города его отца, — где вполне могли сохраниться предания малоазийских хеттов.Как бы то ни было, именно из греческих городов-рынков на сирийском берегу — Апь-Мины, Посидейона и Палта (безусловно, наряду с греческими торговыми кварталами — о которых нам известно так мало — в Тире и других финикийских центрах), — шел к грекам мощный поток восточных культурных влияний. Греки же, впитав эти чужеземные влияния, подвергли их такому творческому переосмыслению, что за VIII и VII века до н. э. вся их цивилизация совершила огромный рывок (сам же процесс сближения начался гораздо раньше: около 1000 г. до н. э. на Эвбею уже стали проникать изделия из фаянса [голубоватого или зеленоватого стекла, на манер египетского], ввозившиеся через Сирию, и золото из различных ближневосточных стран).
Бронзовые «арголийские» котлы, которые тоже распространились по многим греческим землям и нередко посвящались в дар в Дельфах и Олимпии, — сейчас признаны скорее северносирийскими, нежели урартскими по происхождению (примечание 11). «Дедаловские» греческие статуэтки с парикообразными прическами также созвучны художественным стилям Сирии (с типично греческими усовершенствованиями); и именно из этой страны греки позаимствовали умение отливать такие фигурки из мелких цельных форм.