«Грейхаунд», или Добрый пастырь

– Разрешаю. Какие у вас повреждения?

– Мы лишились одного орудия, сэр. Четырехдюймовки. Семеро убитых, несколько раненых. Снаряд попал прямо в артустановку.

– Какие еще повреждения?

– Ничего серьезного, сэр. Снаряды по большей части прошли насквозь, не взорвавшись.

На расстоянии двадцать ярдов снаряды летели практически с дульной скоростью, поэтому и проходили насквозь, если только не ударяли во что-нибудь массивное вроде орудийной башни.

– С пожаром справляемся, сэр, – продолжала рация. – Думаю, уже могу доложить определенно, что он потушен.

– Вы мореходны?

– О да, сэр. При нынешнем слабом волнении более или менее мореходны. Пробоины залатаем в два счета.

– Мореходны, но не боеспособны.

Слова могли бы прозвучать драматично, произнеси их кто другой, а не Краузе с его бесцветным голосом.

– Ну, у нас по-прежнему есть «Бофорс»[50], сэр, и еще две глубинные бомбы остались.

– Очень хорошо.

– Мы приближаемся к разлитому топливу, сэр. Целое озеро… думаю, оно скоро до вас дойдет, сэр.

– Да, я его вижу. – Краузе и впрямь видел округлую область без единого белого гребня. – Обломки есть?

– Там кто-то плывет. Через минуту мы его подберем. Да, сэр, есть обломки. Сейчас я не вижу, что именно, но мы их поднимем. Будут доказательства. Мы точно ее потопили, сэр.

– Да.

– Будут приказы, сэр?

Приказы. Один бой закончен, надо готовиться к следующему, который может начаться в ближайшие десять секунд.

– Мне бы хотелось отправить вас в порт, – сказал Краузе.

– Сэр! – укоризненно произнесла рация.

Комптон-Клоуз знал про сопровождение караванов не меньше самого Краузе, а возможно, и больше. Каждый корабль на счету, даже маленький продырявленный корвет с «Бофорсом» и двумя глубинными бомбами.

– Хорошо, займите позицию в завесе, как только соберете доказательства.

– Есть, сэр. Пловцу сейчас бросаем конец, сэр.

– Очень хорошо. Приказы по его поводу вам известны.

– Да, сэр.

Инструкции по поводу уцелевших членов экипажа подлодки были разработаны очень тщательно; разведка ВМФ нуждалась в любых полученных от них сведениях. Требовалось немедленно изъять любые документы из карманов спасенного, пока тот не успел их уничтожить, и записать все, что он сообщит.

– Отбой, – сказал Краузе.

Топливное пятно теперь дошло и до «Килинга», все чувствовали его резкий запах. Никаких сомнений, что лодка уничтожена. Она затонула, и с ней сорок-пятьдесят немцев. Фашистский капитан погиб как мужчина, даже если (как оно, скорее всего, и было) лодка не смогла погрузиться из-за чисто механической поломки, за которую тот нес полную ответственность. Он дрался до конца, до последнего стараясь причинить противнику как можно больше вреда. И хотя Краузе отвлекся на непрошеную надежду, что и сам, если случится погибнуть, погибнет так же, только за правое дело, сейчас не было времени предаваться таким мечтам. На поверхности подлодка сражалась отлично, маневрировала идеально, куда лучше, чем под водой. Это тоже может стать информацией для разведки ВМФ; возможно, капитан раньше командовал надводным кораблем, а на субмарину его определили без достаточной подготовки. Дисциплина на лодке сохранялась до последнего. Торпеду, поразившую «Килинг», выпустил человек с холодной головой и железными нервами. Среди рвущихся снарядов, возможно при заклинившем механизме наводки, он поймал «Килинг» в прицел при повороте и в последний миг перед смертью нажал педаль пуска. И было умерших, которых умертвил он при смерти своей, более, нежели сколько умертвил он в жизни своей[51].

Эти умершие были на борту «Килинга», а Краузе уже несколько секунд предавался праздным мыслям, когда столько требовалось сделать. На крыло мостика, оглядеть ущерб. Пожар потушили; клочья пены все еще мотались по палубе с каждым креном судна. Петти тоже был на палубе.

– Вернитесь на свой пост, мистер Петти, и доложите обстановку.

– Есть, сэр.

Аварийно-восстановительная служба «Килинга» не выдержала испытания боем; надо будет принимать меры. Двое матросов с носилками пробирались по искореженной палубе; на носилках лежало привязанное неподвижное тело. Баталер третьего класса Мейер.

К громкоговорителю:

– Говорит капитан. Мы потопили подлодку. Сейчас вокруг нас вытекшее из нее топливо. «Додж» подобрал уцелевшего. Десяток наших снарядов попал в подлодку, в нас попала ее торпеда. Мы потеряли товарищей. У нас есть тяжелораненые. – Предложения не складывались. Краузе не мог заставить себя думать о подобающих фразах. – Эти люди исполняли свой долг. Следующая подлодка нам за них заплатит. Наш поход еще не закончен. Всем сохранять боеготовность.

Речь получилась плохая. Краузе не был оратором, а сейчас, сам того не сознавая, вновь переживал тяжелейшее похмелье после напряженного боя, еще усиленное усталостью. Он замерз под теплой одеждой и одновременно взмок от пота, так что знал: стоит на мгновение расслабиться, его зазнобит. На переборке рядом с громкоговорителем висело зеркальце – реликт мирного времени. Краузе не узнал собственное отражение и оттого вгляделся пристальнее.