Грейуорен

В конце концов, она обнаружила Хеннесси под мостом, где они периодически занимались настенной живописью и вели беспорядочную войну с граффитчиками. На этот раз мерзавцы с баллончиками закрасили почти половину скрупулезно воссозданной Хеннесси «Тайной Вечери» (каждое лицо на картине художница заменила своим). Однако вместо того, чтобы в очередной раз восстановить изображение, девушка выводила на стене обстоятельный ответ.

– Желтый или синий? – как ни в чем не бывало спросила Хеннесси.

Джордан неторопливой походкой подошла ближе.

– Синий, – как ни в чем не бывало ответила она.

Позже девочки спросят Джордан, как она смогла ее найти. Правда лежала на поверхности: Хеннесси хотела, чтобы ее нашли.

Джордан провела с Хеннесси больше времени, чем остальные девочки, просто потому, что появилась на свет задолго до них, и поэтому наблюдала подобное поведение не впервые. Хеннесси сбежала, потому что завидовала. Она завидовала Фарре, что та умерла. Завидовала, что Джун оплакивала ее смерть. Завидовала, что Джордан попыталась за нее вступиться. Так что Хеннесси наговорила гадостей и сбежала. Не слишком далеко, но достаточно, чтобы снова выйти победителем в этой игре. Цель заключалась в том, чтобы как можно дольше удерживать внимание Джордан.

Вскоре после инцидента девочки покинули их, все вместе. Джордан не сомневалась, что этим все и закончится. Все Хеннесси были связаны друг с другом незримыми нитями. Сны не могли покинуть сновидицу, ведь чтобы не заснуть, они должны быть уверены, что она в порядке. Сновидица тоже не могла расстаться со своими грезами, поскольку, не видя их перед собой, как ей быть уверенной, что она еще жива?

Итак, они встретились снова.

С тех пор как Джордан поселилась в Бостоне, они виделись всего лишь раз, и его хватило, чтобы Хеннесси вновь наговорила гадостей и сбежала. Как обычно. На самом деле она не имела в виду ничего из сказанного. Просто ей нужно было уйти, чтобы потом снова вернуться. Чем сильнее оттянешь резинку, тем быстрее она вернется обратно.

Однако теперь все изменилось.

– Ты похудела, – сказала Хеннесси, когда дверь галереи захлопнулась за ее спиной.

– Что ты здесь делаешь?

– Ни привета? Ни поцелуя? Даже без языка? Мы сто лет не виделись, и ты даже не скажешь, как потрясающе выглядят мои волосы?

Потрясающе она не выглядела. Хеннесси выглядела взвинченной. Трудно сказать, чем это было вызвано, воздействием препаратов или тем, что она просто оставалась собой. Ее взгляд казался пустым, а губы все так же недовольно поджатыми, хотя она и пыталась улыбаться. Прошло не так много времени, но разлука странным образом изменила восприятие Джордан. Внезапно девушку потрясла реальность существования Хеннесси, ее двойника. Джордан. Хеннесси. Джордан Хеннесси. У нее мое лицо, – подумала Джордан. – У нее мое тело.

Только сейчас она осознала, что раньше всегда думала: у меня ее лицо, у меня ее тело.

Все действительно изменилось.

– Полчаса назад мне позвонил знакомый с вопросом, как все прошло, потому что меня заметили входящей в двери «Мачковски и Либби», – сказала Джордан. Ей и в голову не пришло придумать объяснение своему визиту; как быстро позабылись реалии прошлой жизни. – Что ты там делала?

– Знакомый? – Хеннесси задорно подергала бровями.

Ее веселье вызвало у Джордан лишь желание влепить ей пощечину.

– Да, знакомый. Ты его не знаешь, верно? Потому что не живешь в городе. Ты никого здесь не знаешь.

Хеннесси одарила ее великолепной широкой улыбкой.

Улыбка обеих девушек была великолепна.

– Теперь знаю. Джо Фишер – очаровательная мелкая сучка.

От мысли, что люди будут общаться с Хеннесси, принимая ее за Джордан, щеки девушки вспыхнули. Хеннесси, болтающая с владельцем галереи, с которым Джордан столкнется на коктейльной вечеринке через пару недель, с продавцами в магазине художественных принадлежностей, с Дикланом.

Оглянувшись на толпы туристов, слоняющихся по улице, Джордан схватила Хеннесси за локоть и ринулась сквозь толпу на тротуаре. Сумка-портфель шлепала ее по боку в такт их шагам.

– Не стесняйся, дай волю рукам! – подбодрила ее Хеннесси.

Джордан промолчала. Она не сбавила шага, пока не свернула в узкий переулок в конце квартала. В прохладном полумраке воняло мусорными баками и тухлой рыбой, но хотя бы не было лишних зрителей. Она оттолкнула от себя Хеннесси.

– Ты не имеешь права вот так врываться в мою жизнь!

– Говорит та, которая десяток лет жила в моей, – ответила Хеннесси. – В любом случае ты должна понимать, что я делаю это для тебя. Пытаюсь достать живительный магнит.

– Для меня? – переспросила Джордан, недоверчиво усмехнувшись. – Ты явилась туда, чтобы вверить мою жизнь в руки Боудикки в обмен на магнит? Какая самоотверженность! А где ты была три дня назад? Я могла давным-давно спать где-нибудь в чистом поле. Я могла умереть.

– Но не умерла же, – ответила Хеннесси. – Взгляни на себя! Пышешь здоровьем. Глаза горят. Хвост трубой. Разве может красота весны сравниться с влюбленной женщиной? Ты поэтому не заснула?

Значит, вот как.