Грех

— Потому что она знает некую тайну, да? Хорошо бы она поделилась ею с Домиником по возвращении из Греции. А он выведет математическую формулу, позволяющую добиться счастья и известности. Закон счастливого брака, открытый Домиником Гартоном на базе модели Эшбридж — Баатус. Опробован в Греции во время медового месяца.

И, не дав отцу ответить, я поцеловала его и добавила:

— Шучу. Это всего лишь шутка, папочка. Конечно же, они будут жить очень счастливо. Ты прав. Разве можно быть несчастным рядом с Элизабет?

Мать и отец переглянулись. Они улыбнулись друг другу.

— А рядом с тобой, Рут? Может кто-нибудь быть счастлив с тобой? — Доминик поцеловал меня.

— Ну, Доминик, разве что какой-нибудь фанат. Я не создана для счастья. Мое призвание в другом.

— Что за чушь, Рут. Что за чушь, — возмутился отец.

— Это только тебе так кажется, папа. Я знаю, что говорю.

— До сих пор твоя жизнь складывалась на редкость удачно. Тебе стоит подумать об этом. С фактами трудно спорить.

Мы с отцом часто затевали шуточные перебранки. У нас был свой язык. Свой стиль, свои правила, направленные на достижение полной объективности — глубокого непонимания, всегда существующего между взрослым ребенком и его родителями. Он привык верить, что к истине ведет сумма вопросов и ответов. Но при этом он забывал, что я не подходила к присяге.

— Мне пора, — Доминик поднялся. — Утром у меня лекция.

— Элизабет сказала на прошлой неделе, что собирается сохранить за собой студию, — сказала мама.

— Да. Она будет заниматься живописью. Квартира Губерта слишком тесна, чтобы устраивать в ней мастерскую, — кивнул Доминик.

Доминик жил в том же доме, что и Элизабет. Математик в артистической студии. Он считал, что это придает ему ореол богемности. Он бредил богемностью. Интеллектуал, попавший в ловушку темперамента, который достался ему по ошибке. Но признание так быстро пришло к нему и он так рано вознесен разными школами и университетами, что его темперамент не имел шанса проклюнуться. На его плечи давили достижения в академической области, и он сдался, приспособился к своему таланту. В той же степени, в какой он перевоплотился в англичанина.

Его родители были американцами. Его отец, как и Доминик, был известным математиком. Его мать после многих лет, отданных институту технологии в Массачусетсе, стала старшим консультантом при Мак Кинси. Оба они получили назначение в Лондон. Он в Экономическую школу, она — в лондонский отдел компании. Так Доминик попал в Вестминстерскую школу. Он влюбился в Англию. Он полагал, что его любовь взаимна — заблуждение, характерное для Доминика.

Позже, когда его родители вернулись в Америку, он выбрал Тринити Колледж, Кембридж в пику Гарварду. И тут он начал понимать, что то, что было в Вестминстере, всего лишь лепет, что та серьезность, с которой он относился к своей работе, нуждается в хорошем душе иронии. Безукоризненное английское общество почти не обращает внимания на науки. Легкий флирт с миром искусства вызывает куда больше одобрения.

Я познакомилась с ним несколько лет назад на вечеринке у Элизабет. Я держалась настороже, и это подстегивало его. Я бывала в его квартире. Я так хорошо обдумала стратегию и тактику своего поведения, настолько тонко подвела его к своему «падению», что в момент обладания на его лице явно читался триумф. Тот размах, который очень быстро приняла его любовь, был всего лишь неприятным осложнением, возникшим из реализации во всех отношениях совершенного сценария.

Были, конечно, и другие мужчины, кроме Доминика. Приятель Элизабет, художник из Мексики, которого она, к большому моему разочарованию, отвергла (я узнала об этом слишком поздно). Затем связь с одним совсем захудалым аристократом, который был помешан на идее, что он великий художник. Этот роман позволил мне урвать для себя один уик-энд в Париже. Это приключение он утаил от Элизабет, которой полностью подчинялся. Это были два захватывающих и очень познавательных для меня дня. Сын наших соседей по Лексингтону оказался не очень-то ценным приобретением. Было даже забавно наблюдать, как он убивается, раскаиваясь в том, что изменил Элизабет.

Я посмотрела на Доминика. Он предан Рут. Он никогда не станет возлюбленным Элизабет. Ее решение сохранить за собой студию удивило меня. Элизабет не говорила мне об этом, возможно, она полагала, что это пустяк, не заслуживающий внимания. Но для Доминика это имело большое значение. Я вздохнула. По крайней мере в ближайшее время я не намеревалась рвать отношения с Домиником.

8

— Ну, чудесная парочка…

Губерт улыбался. Он с Элизабет и я с Домиником сидели в ресторане, находившемся в их доме. Обед в честь возвращения. Элизабет не была искусной поварихой.