Грех

И я во все глаза смотрю на высокого статного мужчину уже достаточно преклонного возраста, из всех троих он мне кажется самым адекватным. Насчёт директора вообще молчу! Точнее не так, её молчание убивает, меня и вот эти глубоко посаженные карие глаза с каким-то нездоровым блеском.

– Я же говорил тебе. Нашей дочери пришлось удалить гланды, ты же знаешь какая она у нас хрупкая. Просто анестезия уже сошла, и говорить неприятно. Дорогая, ты должна это понимать.

«Что?»

Ещё раз прямо смотрю в даму… так вот мы не похожи ни разу! И мужчина этот статный и в какой-то мере грозный, мы тоже не похожи! Точно не родственники.

– Да, да, да, – затараторила она.

– Ну, вот видишь. – Между тем продолжает он. – Всё-таки ты не запомнила, я так и знал.

Испуганными глазами смотрю на мужчину, а он спокойно протягивает мне руку и я уже оказываюсь в объятиях другого незнакомого мне человека. Второй раз за день! Данный жест вызвал ещё одну бурю эмоций. Женщина, выдала умилительную улыбку и, подойдя вплотную, обняла нас обоих. Я практически задыхалась от таких «любезностей».

Мне хотелось вырваться, убежать куда подальше… Дочь? О какой дочери они говорят? И о моих гландах? Откуда они знают о моих гландах?! Их к слову удалили лет десять назад.

Мозг продолжал дружелюбно подрисовывать картинки в голове. И каждая последующая была в разы хуже предыдущей. Они все вообще здоровы? Многое хочу сказать, но молчу уже по причине зажигающегося интереса. Что будет дальше? Меня признают властительницей мира?

Внезапно, женщина, обнимающая нас слегка покачнулась. И я сразу же посмотрела на неё… она однозначно не здорова, какая-то слишком бледная.

– Сашенька, я, пожалуй, пойду, – и уже мне, – девочка моя, мы с тобой обязательно посекретничаем. Я так скучала.

Я пытаюсь изобразить подобие улыбки, после чего меня одаривают уже настоящей, и женщина выходит в коридор. Меня сразу же отпускают, и я слышу безапелляционное:

– Сядь, – директор жестом указывает на свободное кресло.

На ватных ногах иду к своему посадочному месту и практически плюхаюсь на него, словно мешок.

Меня трясёт!

Солнышко ласково начинает греть кожу, но это не те ощущения, которые я сейчас бы хотела испытывать. Почему-то, я сейчас не чувствую полноту жизни… Словно частичка чего-то важного прошла мимо меня, даже не посветив в детали. И гадко и мерзко и ощущение «не моё» разъедает сознание.

И тут ещё один «удар». Подстава! Самая натуральная подстава со стороны человека, который хоть как-то мог меня защитить!

– Александр Григорьевич, я, пожалуй, вас оставлю наедине.

Ловя мой испуганный взгляд директор никак не реагирует.

Мужчина кивает, и Сати Всеволодовна исчезает за дверью, оставив за собой шлейф из приятного аромата. Да будь прокляты её дорогие духи! Ненавижу их тошнотворный запах. Что происходит в конце концов?! Они что решили удочерить меня?

Искоса смотрю на мужчину, который несколько минут назад, словно отец чмокнул меня в лоб, и понимаю, что имею дело с состоятельным человеком. К сожалению, я не разбираюсь в моде так же хорошо, как и остальные девушки из моей комнаты. Но что-то понять всё же смогла. Этот лоск, выправка как у военного, взгляд немного надменный и усталый от жизни. Конечно же, одежда, очень дорогая, по крайней мере, мне так кажется. Немного резкий запах мужского одеколона, но он ничуть не портит весь образ. Мужчина напротив меня выглядит примерно на пятьдесят лет, хотя женщина мне показалась гораздо моложе, но это не меняет дело.

– Настя, – спокойно говорит мужчина. – Я понимаю, что сейчас ты испытываешь шок.

Шок, это совсем не то что я испытываю… Я испытываю дикое, практически животное чувство страха. Ощущение такие, что мое тело сейчас подвержено одному инстинкту, инстинкту самосохранения, и не о каком разуме и речи быть не может.

– Для того, чтобы тебе было легче, я тебе объясню, – мужчина смотрит на меня спокойно, но тёмно карие глаза пронизывают словно до костей. – Одиннадцать лет назад мы потеряли нашу дочь. – Он замолкает, а по лицу пробежала судорога. И я понимаю, что говорить об этом сложно. – Был пожар, и я не смог ничего сделать, она умерла от многочисленных ожогов, – ещё одна пауза – У моей жены произошёл нервный срыв, она стала бредить и по ночам в истерическом припадке звать Лизу… – внезапно он улыбнулся, и его лицо словно озарило светом. – Это был долгожданный ребёнок, Мирослава очень долго не могла забеременеть… последствия аварии мешали… Да у нас, конечно, есть сын, но она так хотела дочь, – и он снова поник. – Настя, она больна, но не опасна…

Я знала!

Я чёрт побери знала, что она не нормальная! И он тоже ненормальный! И вся эта ситуация тоже не нормальная! И ещё больше меня пугает то, что я не понимаю, что хотят от меня эти в высшей степени ненормальные люди!

– Причём здесь я? – Вырывается не в пример грубо, но я не собираюсь извиняться.

Устало улыбнувшись, мужчина откинулся на кресле и продолжил: