Грех

И все же женщина ощущала какую-то пустоту. И кошмары про изнасилование, преследующие ее с того ужасного дня, не прекратились. Ей снилось, что насильник возвращается с острым ножом (иногда с пистолетом), чтобы зверски убить ее.

Женщина старалась не думать о плохом. О своем первом мужчине, который словно выжег в ее душе огненное клеймо, о черноволосом психе с завораживающей внешностью, придающей ему сходство с демоном.

Получалось плохо, словно она постоянно носила невидимый плащ дурных мыслей. Тень, от которой невозможно убежать.

Ей нравилось эпатировать публику, создавать сенсации одним своим появлением. Поэтому она явилась на рождественский бал в… прозрачном платье. И красивом нижнем белье.

Рита с удовлетворением заметила, как у многих отвисала челюсть, когда их взгляды останавливались на ней.

– Дорогая моя, ну ты совсем уже распоясалась! – хмыкнул Антуан, проходя мимо и пожирая ее глазами.

– Но это же бал-маскарад, дорогой, – шепнула она ему.

– Хм, и кого же ты изображаешь? Оригинал какой-нибудь старинной картины? Помню, был один художник… Любил рисовать рыжих и голых. Правда, они были страшными и толстыми.

Они специально отошли подальше, чтобы их беседу никто не услышал.

Когда поток комплиментов иссяк, и он отошел, ей стало скучно. И даже возмущенное, покрасневшее лицо старой женщины, преподавателя литературы, которая, казалась, готова была вышвырнуть ее в ближайшее окно, Риту не развлекло.

Она заметила, что еще один мужчина странно на нее поглядывает. Сделав вид, что рассматривает золотистое содержимое бокала, женщина рассматривала его в ответ, ощущая дрожь во всем теле. Отчего-то он напомнил ей того насильника. Высокий худощавый брюнет с резким, орлиным профилем, одет в темный деловой костюм, несмотря на то, что даже самые старые учителя оделись в маскарадные костюмы. Уступка празднику – платиновая булавка с крупной жемчужиной, небрежно воткнутая в середину галстука и крупное кольцо-печатка, тоже из платины, с несколькими брильянтами. Рита вспомнила его имя – Аврелий Ламборджи. В его внешности ее поражала дьявольская смесь чего-то итальянского, жгуче-мрачного, как черный перец.

Аврелий еще пару раз глянул демонстративно-презрительно, а затем удалился в глубину зала.

«Небось, подрочить!» – язвительно подумала Рита, допивая шампанское. Женщина схватила первый же попавшийся бокал вина со стола и отпила, почти не ощущая вкуса.

«Возможно, это последние спокойные деньки, ведь если мой начальник вернется из отпуска в плохом настроении, то мне точно будет не до вечеринок!»

Начальник был еще одной больной темой для Риты. Вроде бы с одной стороны он поддерживал ее имидж деловой стервы, жестокой журналистки-профессионалки, не брезгующей ничем для того, чтобы достать первоклассный материал для первой полосы, а с другой… Ему очень хотелось сломать ее, увидеть на коленях – и, желательно, перед этим расстегнуть ширинку.

Ее же это не устраивало. Уже четыре года репортерша должна была постоянно доказывать Майклу Камеру, что она – не продажная тварь. По крайней мере, не в этом плане. Их противостояние напрягало, вызывая регулярные нервные и срывы и постоянное напряжение на рабочем месте. Поэтому последние годы она предпочитала работать на дому. А так как в ее материалах нуждались, ей это прощалось. До поры до времени, конечно.

Она слишком хорошо знала мужчин, чтобы не понимать, как же Майкл мечтает ей отомстить – пусть даже во вред себе и журналу! Лишь бы наказать сучку за то, что она ему не дала.

Депрессия накинулась на нее, как голодный зверь, поэтому она едва обратила внимание на голодный взгляд Виктора де Ноблэ, который, танцуя с самыми красивыми девочками, старался разворачивать их так, чтобы оказаться лицом к ней. В его взгляде сквозила жадность и похоть.

* * *

Этот ужин в семье де Ноблэ проходил, как всегда, безупречно. С подтекстом сексуального напряжения. Она старалась как можно реже у них бывать, но… иногда приходилось. Потому что де Ноблэ были по-прежнему нужны ей… и «Женским штучкам». Почти единственная возможность оставаться на работе вопреки ненависти собственного начальника.

Свои мечтала, чтобы когда-нибудь «Женские шутчки» достался ей, стал ее личным гламурным журналом. Иногда женщине казалось, что она слишком сильно любит свою работу, слишком мало уделяет времени Антуану. А друзей у нее вообще не было. Нормальные, даже дружеские отношения с коллегами дали ощутимую трещину после того, как ее возненавидел Майкл – никто не хотел потерять свою работу в престижном журнале.