Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца

- Вам надо отдохнуть, все, кроме вас, имели хоть несколько минут дух перевести.

Она слабо усмехнулась - Я тяжестей не тащу, ничего со мной не станется, - и занялась делом.

Джеймс помотал головой, восхищаясь силой духа девушки. Странно, что когда-то она казалась ему смешной и уродливой. Где были его глаза? Даже сейчас, мокрая, покрытая слоем тины, уставшая, она все равно была необыкновенно привлекательна. Ее красота была такого рода, что не нуждалась в обрамлении.

Он вернулся, на ходу отдавая команды. Стонущие люди поднимались и вновь вцеплялись в свой груз. Стоило большого труда вколотить в их затуманенные усталостью мозги понимание опасности предстоящих нескольких футов дороги.

Пушки переправляли по одной, навалившись всем отрядом. Вот первую сдвинули, развернули, снова подтолкнули. Левое колесо всей тяжестью вдавило колышек-отметку в хлюпающий ил, а правое зависло над бездной у границы узкого брода. Рывок, стонущие мышцы... Прошла! Вот вторая бомбарда повторяет ее путь, снова колесо колеблется над трясиной... И эта прошла! Люди двигаются с неуклонностью и отрешенностью тех чудесных автоматических игрушек, что в Германии показывают на ярмарках. Поворот, упор, рывок... Прошла! Поворот, упор, рывок... Прошла! Одна за другой пушки перекатывались через трясину. Когда брались за последнюю, уже слышались смешки и вздохи облегчения. Еще немного усилий и кошмарное место останется позади. Джеймс прикрикнул на матросов, требуя осторожности. Слишком уж гладко, слишком успешно все шло с самого начала их авантюры. Самое время произойти какой-нибудь пакости.

И пакость тоже решила - время! Седьмая, последняя пушка медленно катилась тем же путем, что и предшественницы. Ее повернули раз, другой, протащили и, наконец, подтолкнули к узкому проходу. Пушка качнулась - медленно, плавно и словно бы совсем безобидно, накренилась набок - чуть-чуть, едва заметно. Торопливые руки тут же вцепились в ремни, изо всех сил удерживая орудие на узкой тропе. Пушка заколебалась, словно раздумывая - падать, не падать? - замерла, будто затаилась на мгновение, и вдруг, в единый миг всей огромной массой рухнула в воду.

- Бросай канаты! - успел крикнуть Джеймс, первым сообразивший, что происходит.

Матросы, привыкшие не раздумывая подчиняться приказам своего командира, немедленно отпустили ремни. Мужичок из опорьевской дворни лишь недоуменно оглянулся: что там кричит иноземный барин? Канат так и остался зажатым у него в руках. Вода забурлила, принимая уходящую на дно пушку, канат резко натянулся, рванул, мужик невольно вцепился в ускользающую веревку... Послышалось громкое сочное "чвяк!" и словно исполинский великан сдернул человека с тропы. Взлетающее тело описало в воздухе высокую дугу, короткий крик, затем всплеск... и тишина. Стоячая вода болота разомкнулась и сомкнулась, в мгновения ока поглотив добычу.

Замерев от ужаса, люди вглядывались в спокойные темные глубины. Ни одно движение не выдавало того места, где несчастный мужик скрылся под водой. Гладь, спокойствие.

Зато у самой кромки тропы, там, где рухнула в воду фентоновская пушка, вдруг послышалось частое бульканье. Со дна болота вскипел бурун. На тропу выплеснулась волна жидкой черной грязи и мутного ила. Волна подкатила под орудийные колеса. Последняя в ряду пушка дрогнула, словно приподнимаясь над водой, задумчиво покачалась туда-сюда и неспешно покатилась назад, прямо в жерло трясины.

Боб Аллен протестующе заорал и попытался ухватиться за канат.

-- Оставь ее, Аллен, пусти! - крикнул Джеймс.

Но тут молчун Пахом навалился на пушку, всем весом своего немалого тела сбивая орудие обратно в безопасность брода. Металлическое чудовище на мгновение задержалось, но все же неуклонно продолжало свой путь в трясину. Болтающийся мокрый канат захлестнулся вокруг ноги Пахома и того неумолимо поволокло к бездне. Мужик отчаянно заорал, ему ответил слитный многоголосый крик растерявшихся людей.

Трясина разломилась под тяжестью пушки и орудие пошло ко дну, утаскивая за собой человека. Пахома схватили за плечи, за руки, чья-то пятерня сгребла мужика за чуб, но орудие уходило все глубже и глубже. Пушка тянула вниз, люди - вверх, мужик истошно вопил.

Джеймс выдернул из сапога нож, набрал полную грудь воздуха, зажмурился и ухнул в густую жижу. Гадостная муть облетила лицо и тело, не давала шевельнуть рукой, забивалась в ноздри. Отчаянно цепляясь за скользкие лохмотья мужика Джеймс пробивался все ниже и ниже, пока, наконец, не нащупал толстую кишку каната. Лезвие впилось в мокрые волокна. Джеймс принялся пилить. Тянущая вниз тяжесть становится все непреодолимее. Воздух покидал легкие, грудь нестерпимо давило, в ушах грохотало так, что проще было умереть, чем слушать... Последнее волокно поддалось толедской стали, и Пахома одним рывком выдернули наверх - Джеймс едва успел уцепиться за его улетающие ноги.

Задыхаясь и кашляя Джеймс рухнул на тропу.

- Капитан, сэр!