Конечно, я не умер, надо мной смерть не властна. Но мой мир – это Лена, она ушла, а я остался тихим шорохом в квартире.
Мне трудно следить за временем, мы находимся в разных измерениях, поэтому я не знаю, сколько часов, дней или лет провел на ее постели, сколько раз беззвучно повторял ее имя, сколько молитв возносил к небесам. Но одна из них, наверное, была услышана. Произошло Чудо.
Легкий ветерок с запахом и цветом моря подхватил меня и вынес из квартиры. Я смог покинуть стены дома, в котором провел десятки, а может, сотни лет.
Ночной город жил своей жизнью. Огромные электрические фонари и рекламные щиты прогнали тьму. Огромное доисторическое животное, город, спал, но иногда зверь раскрывал ненасытную пасть и поглощал людей, микробов, обитающих на его огромном теле. Букашки уродовали город, перестраивали, позволяли расти, но ему было все равно. Какое дело древнему кровавому божеству до бактерий на его плоти, возможно, он их и не замечал.
Я летал в океане огней, я должен найти Лену.
Не помню, сколько заняли поиски, день или год, я заглядывал в каждый дом, в каждое окно. Время не имеет значения, у меня есть вечность. Вечность боли без любви.
На берегу небольшой совсем тихой реки в самом сердце города, маленький дом. Всего три этажа, один подъезд. Я уже знал, что она там, за одним из мутных окон. Я почувствовал ее аромат, корица и ваниль.
На последнем этаже в окне я увидел свою Любовь. Тот же взгляд темных глаз, которые не видят меня, те же черные волосы, к которым лишь однажды я сумел прикоснуться.
Они сидели в кресле рядом со старинным камином и смотрели на огонь. Я приблизился. Блондин прошептал ей что-то, она взглянула на него. Боль, утихшая совсем недавно, поглотила меня снова. В ее глазах была вся любовь мира, но смотрела она не на меня. Никогда не сможет Лена подарить мне такой взгляд. Никогда не узнает о моем существовании.
В этот момент произошло второе Чудо. Не знаю каким образом, все случилось слишком быстро, я оказался внутри блондина. Это я теперь держал Лену на руках, я смотрел в ее огромные глаза, меня обнимали ее тонкие бледные руки. Я прижал ее к чужой груди, зная, что Чудо мимолетно. Тихо сказав, «я люблю тебя», прикоснулся чужими губами к ее губам и… снова превратился в бестелесное существо.
– Я тоже люблю тебя, – ответила Лена, но уже не мне.
Я сразу ушел, не оглянувшись. Я вернулся домой. Мне понадобилось 27 лет, чтобы научиться любить. Но время не имеет значения.
– Мамочка, мне страшно. Слышишь шорох?
– Не бойся, милая, тебе показалось.
Конечно, не бойся. Не надо бояться того, кто на самом деле не существует.
МОЗАИКА
Полусон номер один или придуманная любовь
Тихое одиночество холода держит крепко. Впрочем, не сильнее, чем надавливает чужая зависть. Да и своя мешает дышать.
Кто я? И зачем унижать одних, позволяя унижать другим?
Поиски себя привели сюда давно, случайная ошибка истосковавшегося тела заставила остаться.
А теперь нет ничего, кроме красоты ночи и воды. Усталость и злость на себя. И лишь одно желание – уехать далеко, но невозможно, потеряна карта, уничтожены мосты.
Деградация сердца и мозга не может продолжаться вечно. Я знаю, когда не останется сил стоять на грязных досках, когда я потеряю голос и надежду, когда придет то самое отчаянье, что заставило избалованного Вертера прервать игру….
Я верю, именно в этот момент, черной августовской ночью сбудется мой полусон-полугреза.
Глупая толпа будет, как всегда, лезть на корабли. Катя, прекрасная, как когда-то ее мать, и такая же обреченная, будет курить мою сигарету, и пытаться спасти себя, меня? Запах ненависти, смешанный с маниакальным обожанием, будет отравлять мои глаза. И я не смогу больше, я повернусь посмотреть на стадо пьяных и глупых людей, я захочу закричать, даже открою рот в немой мольбе, но не успею…
Его руки лягут мне на талию, я почувствую запах табака и мечты…
– Я скучал. Где ты была?…
Полусон номер два Последний автобус
Мир из окна последнего автобуса кажется теплее и ярче. Огни весело подмигивают, люди добрые и счастливые, трава золотится в электрическом свете. Весь город будто просыпается, стряхивает пыль и духоту и сладко потягивается, зажигая праздничные искры в глазах одиноких пешеходов.
Машины приобретают лоск и блеск Голливуда 60х годов, а дома быстро прячут осыпающуюся штукатурку и грязные разводы в близкой тьме.