Грех и другие рассказы

«Сейчас... сейчас я ему бычок в глаз воткну», — решил я, чертыхаясь в темноте.

От бешенства забыл, в какую сторону у меня замок поворачивается, крутил туда-сюда, выламывая пальцы. Открыл наконец.

Там стояла Нинина дочка.

— С мамой плохо, — сказала она, — а телефон опять не работает.

Я набрал скорую. Слушая вопросы невозмутимой телефонистки, все время переспрашивал свою гостью:

— Возраст?.. шестнадцать! Тьфу, да не твой, матери! Полное имя, фамилия, отчество... — дочь так и ответила — имя, фамилию, потом задумалась над отчеством и назвала, явно сомневаясь в верности ответа.

— Да, Александровна, — вспомнил я. — Что у нее болит?

— Что-то с сердцем, — ответила девушка; губы ее дрожали.

Она была в материнском халате.

— Сейчас приедут, — сказала телефонистка равнодушно. — Дверь подъезда оставьте открытой. Или постойте на улице, встретьте.

Мы прошли в квартиру к Нине — она лежала на кровати, уже одевшаяся, бледная, с открытыми глазами, прерывисто дышала. Светил ночник. На столике россыпью лежали лекарства.

— Надо что-то? — спросил я негромко.

Нина отрицательно качнула головой, жмуря глаза.

Я вышел на улицу, оставив дверь в подъезд открытой, закурил там.

Подумал, вернулся на лестницу, подобрал два бычка, бросил их в ночь.

Это ж наша красавица, дочь Нины, начала покуривать, я ж знаю.

Подъезжающую скорую было слышно издалека.

Лежа на кровати, закинув руки за голову, я продумывал разные варианты. Например, можно случайно столкнуться в подъезде и спросить, работает ли телефон.

Как ее зовут, кстати... У кого б поинтересоваться.

Можно случайно столкнуться с Юрием в подъезде и спросить:

— Не знаете, как зовут дочь Нины? Я хочу случайно столкнуться с ней в подъезде и спросить, работает ли у нее телефон.

...Нет, сложно.

Столкнуться все-таки с ней и спросить: не хочешь ли ты поиграть в бадминтон? Помню, вы с мамой увлекались этой игрой...

Нина уже неделю как лежала в больнице. Дочери ее будто и дома не было — только однажды я слышал, как она сняла крышку пианино, взяла единственную жалостливую ноту и тут же закрыла инструмент.

«Тоскует по матери», — решил я. Самочувствие Нины меня тоже печалило, что, признаюсь, мешало с должным вдохновением подойти к вопросу о бадминтоне.

От вялых размышлений меня отвлекли голоса студентов.

Старший опять грубил.

— Давай деньги сюда, я тебе сказал, — наседал тот, который черт, на своего соседа.

— У меня мало уже осталось, — почти хныкал в ответ тот, что бедолага.

— Чего ты не понял? Деньги сюда!

— Это же наш общак, ты что... — плаксиво отвечал бедолага, все еще не сдаваясь.

Раздался звук удара и высокий мужской вскрик.

— Вот сука, — сказал я вслух, впрыгнул в тапки, натянул майку и решительно вышел в подъезд.

Сначала примерился пальцем к звонку на двери студентов, но, подумав, что звонок не столь грозно прозвучит, как хотелось бы, занес кулак для того, чтоб грохнуть по войлочной обивке... и вдруг остановил себя.

Студенты продолжали разговаривать.

— Тебя прет, что ли, от этой дряни? — спрашивал черт с недоумением и брезгливостью.

— Я только один раз попробовал, — отвечал ему бедолага, хныча.

— Какой «один раз»! Я твои шприцы каждый день нахожу!

— Мне пацаны дали попробовать. Иногда можно по приколу... — мямлил свое долговязый.

Я так и залип со своим кулаком.

— Ты, гнида, весь наш общак спустил на свою отраву, — всерьез печалился черт.

— Ничего я не спустил...

— Где деньги тогда?

— У меня мало осталось...

— Дурак ты, дурак.

Медленно опустив руку, я пошел на улицу.

«...Вот к чему могут привести непродуманные поступки, вспыльчивый друг мой...» — сказал сам себе.

Природа была сумрачна. Лужа рябила, дерево вздыхало, котенок тосковал наедине с пустой консервной банкой.

К подъезду, шурша шинами, подъехала скорая.

«Ой, Нину привезли, — подумал я почему-то, — Ну и хорошо. А то доча ее, поди, и не была у матери ни разу».

Но за спиной моей раскрылась парадная дверь, и неожиданно почти выбежал Юрий, весь на нервозе.

— Сейчас, милая, сейчас, — он помог незнакомой мне женщине вылезти из машины.

Не поздоровавшись со мной, они зашли в дом.

«...А ведь это его жена... — понял я. — Где ж ее держат все время?..»

Как проник в Нинин дом этот парень, я не слышал. Они разбудили меня ночью.

— Да! — вскрикивала девушка, словно только что разрешила удивительную задачу, и, помолчав секунду, отрывисто произносила: — Вот! — и потом еще более радостно: — Да!

Неизвестный предмет ритмично постукивал в мою стену, прямо в висок. Я прислонился головой к стене и некоторое время лежал так, задумавшись. Висок холодило. В голове отдавалось.

Потом, спустя десять минут, раздался, звучащий в октаву, смех мальчика и девушки и следом, отдельно — резкий пацанский говорок, произносящий что-то неразборчивое и быстрое.

— Золотая моя голова, — сказала девушка отчетливо, — опенок ты мой зимний...

Ей ответили, но опять неразборчиво.

Мне показалось, что голос принадлежал одному из обладателей ледяных ладоней, вечно торчавших в подъезде.

«Боже ты мой, — вскочил я, чтобы через секунду таращить глаза в окно на кухне, — И это он... он!.. со своими сырыми руками!.. Что же ты делаешь, Боже мой!..»