Грех и святость русской истории

В семилетнем возрасте Иван был отдан в учение старцу Волоколамского Крестовоздвиженского монастыря Арсению Леженке и, проявив редкостные способности, быстро и в совершенстве овладел чтением, письмом, риторикой (то есть умением строить свою речь по законам логики и красоты), а затем и началами богословия. К восемнадцати годам он решает всецело посвятить себя служению православию и отправляется в Саввин Тверской монастырь к именитому старцу Варсонофию Неумою.

Однако общий строй жизни в этом монастыре не пришелся по душе Ивану Санину, и вскоре он, по совету Варсонофия, ушел отсюда на двести верст к югу, в Боровск, – в монастырь преподобного Пафнутия, бывшего, как уже сказано, учеником непосредственного ученика Сергия Радонежского – старца Никиты. Здесь Иван Санин 13 февраля 1460 года принял монашество под именем Иосифа.

В монастыре Иосиф, помимо истового богослужения, занимался тяжелым физическим трудом – и, кстати сказать, продолжал это, будучи игуменом Боровского и позднее Волоколамского монастырей. Благодаря высоким достоинствам и выдающейся просвещенности Иосиф стал ближайшим доверенным лицом игумена Пафнутия, а после его кончины (1 мая 1478 года) по праву занял его место. Но в 1479 году Иосиф, как уже сказано, покидает Боровский монастырь. В целом ряде сочинений этот поступок Иосифа объясняют исключительно его конфликтом (далеко не последним) с великим князем Иваном III, который ущемлял интересы монастыря, – о чем с горечью писал и сам Иосиф.

И уход его под Волоколамск стремятся целиком объяснить тем, что Иосиф оказался там как бы в ином государственном образовании – Волоцком княжестве, где правил брат Ивана III Борис Васильевич, отстаивавший свою «суверенность» – независимость от Москвы.

Нельзя отрицать, что это было одной из причин поступка Иосифа, но все же главнойцелью было, очевидно, создание новогомонастыря. Это явствует из того факта, что, прежде чем уйти из Боровска под Волоколамск, Иосиф в течение долгого времени посещал различные монастыри, дабы познакомиться с их устройством. Так, он странствовал в продолжение года с близким ему старцем Боровского монастыря Герасимом, выдавая себя за его ученика и выполняя в посещаемых им монастырях «черные работы». Дело в том, что, если бы Иосиф являлся в другие монастыри как игумен одной из известнейших обителей, его принимали бы в них «официально», и он не смог бы познать их бытие во всех его – в том числе и не лучших – проявлениях. Наиболее благоприятное (или даже единственно благоприятное) впечатление произвел на Иосифа Кирилло-Белозерский монастырь, основанный в 1397 году близким сподвижником Сергия Радонежского преподобным Кириллом.

Эти странствия преподобного Иосифа были бы непонятны, если бы смысл его ухода из Боровского монастыря целиком заключался в том, чтобы оказаться во владениях волоцкого князя, а не Ивана III, который к тому же вовсе не желал отстранения Иосифа от игуменства в Боровском монастыре и после его «исчезновения» объявил боровским монахам: «Нет вам игумена опричь Иосифа» и распорядился о розыске «беглеца».[42] Иосифовы странствия явно свидетельствуют, как представляется, что главная и истинная его цель заключалась именно в создании нового – и, разумеется, совершенного – монастыря, а выбор «пустыни» недалеко от Волоколамска, не принадлежавшего тогда к Великому княжеству Московскому, был обусловлен, надо думать, не столько желанием уйти из-под власти Ивана III, сколько стремлением вернуться в свой родной край. В житии преподобного Иосифа говорится, что он избрал место для нового монастыря, «зная пустыню лесну зело, сущу близ достояниа отец его».[43]

1 июня 1479 года Иосиф прибыл в Волоколамскую землю, 6 июня началось строительство первой монастырской церкви – пока деревянной – Успения Богоматери, и уже 15 августа она была освящена. Позднее, в июне 1484 года, начала воздвигаться каменная церковь (освящена в декабре 1485-го), и ее фрески и иконы создал великий Дионисий, с которым Иосиф тесно сблизился еще в Боровском монастыре.

В Иосифовом монастыре воцарился строгий, даже суровый устав. Монахи не могли иметь никакой личной собственности и, помимо длительных богослужений, были обязаны заниматься разнообразным физическим трудом, от чего не уклонялся и сам игумен. «На трапезе… ястие же и питие всем равно, яково пред игуменом, тако и пред всеми братиями»,[44] – сообщает «Волоколамский патерик». Было обязательно и самое простое единое для всех одеяние. Никто не мог без разрешения отлучаться из монастыря и т. п. И в этом заключалась глубокая истина: люди, всецело посвятившие свою жизнь служению Богу, должны отречься от всех земных желаний и интересов. Монастырь был подлинной Христовой общиной, действительным братством во Христе, воплощением реального устремления к святости. И ощущаемая людьми близость монастыря к Богу приводила к тому, что, несмотря на всю суровость устава, в Иосифову обитель нередко переходили монахи из имевших менее строгие порядки обителей, вызывая даже ревнивое недовольство иных церковных деятелей…