Грех и святость русской истории

Но позднее произошло то, что должно было произойти в силу самого хода истории: Владимирская Русь «перетянула» к себе митрополию. В 1210 году, менее чем через пятьдесят лет после неудавшейся попытки Андрея Боголюбского, тогдашний митрополит Матфей прибыл во Владимир и провозгласил брата Андрея, Всеволода Большое Гнездо, старшим среди русских князей. Следующий митрополит Киевский, Кирилл I, уже проводит церковный Собор 1227 года не в Киеве, а во Владимире, а один из самых выдающихся киевских митрополитов – Кирилл II (1247–1281) едва ли не главное внимание уделяет Владимиру и вступает в теснейшие отношения с Александром Невским (он и руководит торжествами в связи с восшествием князя Александра на великокняжеский Владимирский стол в 1252 году).

Именно во Владимирской земле (в Переславле-Залесском) Кирилл II скончался. А его преемник митрополит Максим уже окончательно перевел митрополию во Владимир, поселившись там в 1299 году «со всем своим двором и соборным причтом».[27]

Но вернемся ко времени святого князя Андрея Боголюбского. В 1169 году правивший в Киеве Мстислав Изяславич вызвал своими действиями крайнее недовольство почти всех русских князей; двенадцать из них решили его свергнуть и при этом сочли необходимым опереться на авторитет князя Владимирского и обратились к нему за помощью. Андрей Боголюбский прислал воинов, предводительствуемых его сыном Мстиславом Андреевичем; Киев был взят, а князь заменен.

Современный историк с большими основаниями предполагает, что в этом участии князя Андрея в походе южнорусских князей на Киев выразилась «борьба Андрея с византийским патриархатом и Киевской митрополией (не желавшими признавать уже утвердившегося «первенства» северной столицы. – В.К.). На стороне Владимирского князя выступил Киево-Печерский монастырь, пытавшийся возглавить борьбу за национальную церковь».[28] Таким образом, прославленная Лавра – средоточие духовной культуры Киева – уже поддерживала князя Владимирского, а не Киевского… И нельзя не сказать, что сам «Киево-Печерский патерик» – одно из замечательнейших творений древнерусской литературы, запечатлевшее образ Лавры, – был создан в своей основе уже не в Киеве, а епископом Владимирским и Суздальским Симоном (в начале XIII века)…

Нельзя не сожалеть, не скорбеть об исторической судьбе великого и прекрасного Киева, в высшем расцвете которого в конце X – начале XII века ярче и полнее всего воплотилось бытие Руси того времени. Но ход истории неумолим. После перемещения столицы Киев в течение столетия с лишним находился в более или менее тесной связи с Владимиром; связь эта продолжала сохраняться некоторое время даже и после монгольского нашествия. Но, как выяснили современные украинские историки, «в последней четверти XIII века (то есть примерно с 1275 года, а Киев был захвачен монголами в 1240 году. – В.К.) золотоордынские ханы перестали выдавать ярлыки на киевское княжение владимиро-суздальским и другим видным русским князьям, а управляли городом при помощи собственных наместников».[29]

И это неизбежно вело к решительному отделению Киева от Владимира, Южной Руси от Северной. А в 1362 году, воспользовавшись расколом и острой междоусобной борьбой в монгольской Золотой Орде, Киев захватило Великое княжество Литовское, которое позднее вошло в состав Речи Посполитой. И лишь в 1654 году Киев и большая часть Южной Руси опять воссоединились с Северной.

Таким образом, Южная, Киевская Русь, которая почти четыре столетия (с начала IX до середины XII века) была средоточием исторического развития огромной страны, затем также почти на четыре столетия (конец XIII – середина XVII века) оказалась отрезанной – сначала монголами, затем Литвой и Польшей – от нового центра Руси. И едва ли возможно всерьез оспорить, что именно поэтому и именно за это долгое время в Южной Руси сложился самостоятельный народ со своим языком и культурой – украинский.

Однако некоторые украинские историки во главе с М.С. Грушевским предлагают совсем иное решение, согласно которому украинский народ так или иначе сформировался на юге уже в самом начале истории Киевской Руси, а во Владимирской земле и севернее, в Новгородской, в это же время сложился другой, русский народ. Поэтому история Киевской Руси – это, мол, первый этап истории украинского народа, а русский народ не имеет прямого и непосредственного отношения к Киевской Руси. Между тем ясно, что такое представление об историческом пути южнорусских земель несет в себе поистине жестокое внутреннее противоречие.