Грех и тайны

— Я спрашиваю тебя. Если бы знала, то не спрашивала бы.

— В какой-то момент ночью ты перебралась ко мне.

— Правда-правда?

Он кивает.

— Правда-правда.

Ой. Ну что же, это разочаровывает. Смех какой-то.

— А я не говорила, почему хочу спать с тобой в твоей постели? Я злюсь на тебя, в конце концов.

Или, по крайней мере, злилась. Сегодня утром я чувствую себя хорошо — эмоционально, во всяком случае.

Опуская свои голубые, как океан, глаза, он качает головой.

— Неа.

— Представляю. Пьяная я и в самом-то деле не очень разговорчивая. Честно говоря, я немного удивлена, что до сих пор в своих шортах.

Джай смеется, его теплый обнаженный торс приятно вибрирует.

— Во-первых, пьяная ты обычно не можешь держать свой рот на замке, и, во-вторых, я не такой парень.

Я улыбаюсь. Рада, что он не из тех парней, которые пользуются женской уязвимостью. Каким-то образом я умудрилась застрять в этом подземелье с единственным порядочным мужчиной. В мире демонов я, в итоге, очутилась со святым. Неужели? Я никогда не была человеком, который верит в судьбу или предназначение, но, возможно, эта ситуация была предрешена... может быть, вся моя жизнь шла к этому моменту — моменту, в котором я смогу внести изменения в чью-то жизнь. Череп хочет Джая... смерть Черепа сделает Джая счастливым и приблизит его к своей цели. Это справедливо, что я помогаю ему. Помогать ему — правильно решение.

Острый приступ беспокойства сводит мои внутренности судорогой, рот наполняется слюной. Содержимое моего желудка угрожает выплеснуться прямо на Джая. Это будет ужасно, но непременно случится, если он не сдвинется сейчас же.

— Меня сейчас стошнит, — стону я, прижимая ладони к животу.

Каким-то чудом он понимает, что я не шучу, и убирает ногу. Тошнота отступает, когда кровь приливает к моей неистово покалывающей ноге. Джай изумленно наблюдает, как я с трудом выпрямляю ногу и шевелю пальчиками.

— Ты не шутила, — говорит он, его голос полон веселья.

— Неа, — я растираю заднюю часть голени, оглядываясь через плечо. — Иисусе, твоя нога неподъемная.

Он гордо улыбается.

— Никогда не пропускаю тренировку ног.

Я открываю рот, чтобы ответить, и содержимое моего желудка подпрыгивает к горлу. Зажимаю рот рукой, когда кислота прожигает мой пищевод и выплескивается на язык. С трудом выпрямившись, Джай протягивает ко мне руку.

— Черт. Ты в порядке?

Я выпрыгиваю из кровати, проклиная онемевшую ногу, и вырываюсь из нашего небольшого уголка. Пробежав всего полпути к уборной, скорчившись, я выблевываю оставшуюся желчь из желудка. Она растекается по бетону у моих ног, и от ее запаха мне становится еще хуже. Мои ноги подкашиваются, голова кружится, но я стараюсь держаться. Что может быть хуже, чем привкус блевотины во рту? Упасть в эту лужу лицом. Когда мой желудок окончательно и бесповоротно пустеет, я вытираю рот рукой и выпрямляю спину.

— Полегче с бухлом, дитя.

Я поднимаю голову и вижу незнакомца, которому, как минимум, лет сорок, с журналом под мышкой, возвращающегося из туалета. Дитя? Я взрослая женщина, и что он вообще знает? Держу пари, если бы он имел дело хотя бы с половиной того дерьма, что и я, то уже выбросился бы через перила.

— Спасибо за совет, отец, — я опустошена и устало прислоняюсь к стене.

Он заливается хохотом и уходит прочь, оставив меня стоять над лужей блевотины. Ауч, это утро — полный отстой. Я провожу пальцами по волосам. Такое чувство, будто во рту что-то прокисло, и я ничего не могу с этим поделать. Выдыхаю воздух, раздувая щеки.

Чудненько.

***

После того, как меня вырвало, заставляю себя оттащить свою жалкую задницу обратно в комнату... где и прихожу в чувство. Я ненавижу его кожу и живые глаза. Ненавижу, как свежо он выглядит по сравнению со мной. Еще мне хочется стереть эту игривую ухмылку с его губ, но для этого требуется энергия. Энергия, которой у меня нет.

— Лучше? — спрашивает он.

Приготовьтесь. Уверена, у него заготовлено что-нибудь умное для меня. Он сидит на краю кровати, упираясь локтями в колени. Поднимается новая волна тошноты, но она и вполовину не такая сильная, как предыдущая, так что ее легко подавить.

— Даже и близко нет, — ворчу я, опускаясь на свою скрипучую раскладушку.

Обычно я сажусь на нее осторожно, опасаясь, что толстая зеленая сетка порвется. Но не сегодня. У меня нет сил. Мои мышцы отяжелевшие и вялые. Другими словами, к черту сетку. Побеспокоюсь о том, чтобы не упасть на задницу, когда не буду чувствовать себя так хреново.

Я подношу руку к лицу и закрываю глаза. Не хочу иметь дело с миром сегодня.

— Что мне сделать, чтобы ты почувствовала себя лучше?

Не убирая руку с лица, я говорю:

— Выстрели мне в голову. Если только не сможешь по-иному избавить меня от страданий, хотя сомневаюсь, что ты можешь что-нибудь еще сделать для меня.

— Не будь в этом так уверена.

— Что… — я вздрагиваю, когда что-то тяжелое ударяет меня в живот. Со стоном, я отнимаю руку от своего лица и смотрю на предмет, которым он кинул в меня. Что бы это ни было, оно внутри длинного белого носка. Сморщив нос, я смотрю на Джая.