Грех на душу

— Номер машины — не слишком надежная зацепка, — продолжила я. — Ромка сказал, что Блох мог его попросту выдумать. Я не считаю, что он его выдумал, но он мог ошибиться. Кроме того, номер может оказаться фальшивым, машина может быть угнанной — да мало ли что! Поэтому хорошо бы присмотреться к соседу Блоха Тимуру. Хотя Адам Станиславович отрицает знакомство Тимура с Толяном, я не стала бы исключать такой возможности. Не исключено, что Толян появился во дворе не случайно, а по рекомендации Тимура.

— Как же мы к нему присмотримся, если не знаем ни его фамилии, ни где он бывает? — спросил Ромка. — И вообще никто из нас его в глаза не видел.

— Вообще-то, я видела. И найти его совсем несложно. Но займемся мы им, только если убедимся, что машина — это ложный след. Не стоит без надобности расширять круг подозреваемых. Хотя, в каком-то смысле этот Тимур просто располагает к подозрительности — нигде не работает, у него золотые руки и вдобавок Толяна знает…

— Мало ли кто кого знает, — философски заметила Маринка, которой вся эта волынка, похоже, до смерти надоела. — Мы тоже кого только не знаем, вот и выходит, что мы самые подозрительные и есть!

Вечером Виктор заехал за мной, и мы отправились к Адаму Станиславовичу. Уже стемнело, и не стоило опасаться, что при передаче телевизора будет много свидетелей. К вечеру похолодало, и усилился ветер — погодка располагала сидеть дома, а не торчать во дворе, где темно и холодно. Так оно и оказалось — ледяной ветер даже с проспекта выдул почти всех прохожих, и он казался вымершим. Темные дома, подсвеченные призрачным огнем реклам, туманная полоса покрытого ледяной коркой асфальта, стонущие от ветра деревья — пейзаж вызывал тоску и заставлял усомниться, что уже пришла весна. Что ж, март — это суровый месяц.

Во дворе, где жил Блох, было почти темно — горели только окна в квартирах, а специального освещения здесь не полагалось. Виктор остановил машину у подъезда, и я отправилась звонить.

Адам Станиславович меня ждал — едва углядев в «глазок» мое лицо, он отпер дверь.

— Добрый вечер! — сварливо сказал он. — Хотя лично мне он не кажется таковым… Вы, разумеется, приехали за телевизором? Что же, я умываю руки. Но только, надеюсь, вы не полагаете, что я еще буду сам его грузить? Благодарю покорно!

— Благодарю вам, как говорят в Одессе? — улыбнулась я. — Не беспокойтесь. Со мной грубая мужская сила. Сейчас я позову Виктора.

Я сходила за своим помощником, и вернулись мы уже вдвоем. Блох не слишком одобрительно оглядел долговязую фигуру нашего фотографа и вместо приветствия ограничился коротким кивком. Далее он, не тратя времени зря, повел нас — но не в спальню, как я ожидала, а на кухню. Красавец телевизор стоял там. Адам Станиславович широким жестом указал на него, предлагая приступить к делу.

— Упаковка, — насупившись, сказал Виктор.

Адам Станиславович сердито сверкнул глазами и ничего не ответил.

— Упаковка приказала долго жить, — сказала я. — Ничего не поделаешь. Как пелось в одной песенке: «Не прожить нам в мире этом…»

— Да, без потерь! — с раздражением закончил он песенную строчку. — Но учтите, что я теряю куда больше!

— Доброе имя того стоит! — успокаивающе заметила я.

Адам Станиславович не нашелся, что на это ответить. Он только махнул рукой. Виктор расценил это как сигнал к действию и сгреб телевизор своими цепкими ручищами. Я побежала открывать ему дверь.

Когда мы затискали телевизор на заднее сиденье машины и собирались распрощаться с Адамом Станиславовичем, который выглядывал из освещенного подъезда, во дворе неожиданно объявился новый персонаж.

Он вынырнул из черной дыры подворотни и неслышными шагами подошел к машине. Заметив неожиданно выросшую рядом фигуру, я невольно вздрогнула.

— Добрый вечер! — сдержанно сказал человек и небрежным жестом коснулся козырька кожаной кепки.

Тут я его узнала — это был Тимур — сосед-сантехник. Он цепко оглядел меня, Виктора, салон машины и недоуменно поднял одну бровь. Потом он обернулся к стоящему в дверях Блоху и приветственно махнул рукой.

— Доброго вечера, Адам Станиславович! — негромко выкрикнул он. — Не ваш телевизор, часом? Неужели не понравился? — В этом вопросе, как мне показалось, прозвучали какие-то ревнивые нотки.

— В ремонт отдаю, Тимур! — буркнул Блох, чтобы отвязаться. — Что-то барахлит там, не знаю…

— «Соня» барахлит?! — изумился Тимур. — Небывалый случай! А что ж мне не сказали? Я бы посмотрел…

— А ты и в этом понимаешь? — в свою очередь изумился Адам Станиславович. — Не знал, что ты такой полиглот! Вроде за тобой таких талантов не водилось?

— Русский человек — он блоху подковал! — самодовольно заявил Тимур. — Что нам какая-то «Соня»! Напрасно вы это, Адам Станиславович! — Он поцокал языком. — Техника тонкая, возить туда-сюда не рекомендуется… Может, передумаем? Я бы прямо сейчас и занялся… Давайте-ка ящик обратно, а, молодые люди? — предложил он, оборачиваясь ко мне.