Грех совести

– Вот так вот! Но это и хорошо. Я бы такую Аллу долго не выдержал. После развода стала совсем другая. Странная и задумчивая. Накупила псалмов и все учила молитвы. А потом вдруг мне и заявила: «Не хочу жить в миру, хочу в монастырь. Буду свои грехи замаливать. Мне, – говорит, – было предсказание свыше, что остатки дней своих я проведу в Монастыре. Я должна это исполнить!». Вот и увез… – Михалыч вздохнул.

– Да-а-а! Скакала, скакала, как Маргарита на метле над Москвой, выпендривалась, выпендривалась под Карандаша, тусовалась, тусовалась, даже нити золотые в морду лица протянула, зубы вставила, тату изобразила и все это для светлого будущего… И на тебе, вместо светлого будущего «бросив мирррр вдруг ушла в монастыр, тыр, тыр, тыр…» – со вздохом пропел Саша.

– Бедная Алла! – сказали они хором, но… почему-то рассмеялись оба.

– Ну и не переживай. Мой дом тебе всегда открыт.

– А моя резиденция летом для младенца просто рай!

– Мы это учтем! Да? Аленка! Представляешь! У нас загородный дом появился!

– Да-а-а-а! И не только дом! Тебе ведь и от Аллы подарок. Наверное, после всего, что она натворила, заел-таки грех совести. Есть такой термин в судебной психиатрии. Он иногда человека так заедает, что толкает даже на суицид. – Михалыч достал из внутреннего кармана пиджака документы. – Дарственная тебе на ее квартиру. Сказала, что больше она ей не нужна, а ты можешь в ней жить и не трогать студию. Просила, правда, забрать всех ее детей. Ну-у-у этих, клоунят, как память о прошлой жизни… Я попозже их заберу. Ты не против?

– Как я могу быть против? Это же всевозможные жизненные отражения ее собственного Я. И их отношения к ней. Это точно только ее. Они мне и не нужны. Тем более как память прошлого… и их мамаши…

– Да! Велела еще поздравить от души и попросить за нее прощения. Так что я все это выполняю и от себя тоже поздравляю. А этого тебе на первое время должно хватить. Пиши, дорогой, музыку и живи для Любви и счастья… – Михалыч подал Саше пухлый конверт. – Как сыну тебе дарю…

– Горько! Горько! Горько! – дружно скандировали гости…

«Горько, нет, очень сладко, очень», – пела его душа и ей вторил оркестр…

А над Москвой мощно и властно звучал Реквием. Реквием христианской человеческой Любви…