Грех во спасение

Он только пытался казаться спокойным, на самом же деле с трудом сдерживал гнев. — А я вас предупреждал, что с этой девицей нужно держать ухо востро. Вы меня не послушали, и хорошо, если в Иркутске сочтут это не должностным преступлением, а элементарным головотяпством. Но и в этом случае ходить вам в ротмистрах еще лет пять, не меньше, это я вам определенно обещаю! А сейчас, прежде чем отправиться к себе, проверьте особо тщательно караулы. И если снова что-нибудь случится, пеняйте на себя! — Последнюю фразу граф опять почти выкрикнул, подтвердив догадку Маши, что он вне себя от злости.

— Слушаюсь! — угрюмо произнес бурят и, видимо, вышел из юрты. Маша по-прежнему лежала неподвижно, уткнувшись головой в подушку, демонстрируя полнейшее безразличие к происходящему.

— За кого бы вы меня ни принимали, та chere, — Лобанов преувеличенно громко вздохнул и скрипнул стулом, очевидно, присаживаясь рядом с ней, — но в одном вы не нравы.

Я все-таки пожалел вас и не посадил в клетку, как вашего супруга. Признайтесь, в юрте несоизмеримо теплее, чем снаружи, особенно когда ветер свищет да дождь поливает…

Маша резко повернулась на бок, чуть не вывихнув себе предплечье, но только поморщилась от боли в спине. Полученное известие настолько поразило ее, что она забыла и про боль, и про то, что лежит перед графом почти обнаженная, в неприлично задравшейся на ногах, изорванной нагайкой рубахе.

— Митя — здесь? — прошептала она изумленно. — И вы до сих пор не соизволили сообщить мне об этом?

— А что это меняет? — развел руками Лобанов. — Свидание вам не будет дозволено ни при каких обстоятельствах;

Видите ли, я весьма обеспокоен душевным состоянием вашего супруга, Мария Александровна, и намерен доставить его в Иркутск в добром здравии и в своем уме. Представляете, что с ним будет, если он узнает, что вы подверглись аресту и следуете вместе с ним в острог?

— Выходит, вы ему тоже не сказали, что я здесь? — спросила Маша почти спокойно, но не удержалась и с яростью выкрикнула:

— Какой же вы все-таки мерзавец, граф! Самый отвратительный из всех мерзавцев, каких я когда-либо встречала!

— Не тратьте силы понапрасну, та bonne! — Граф осторожно коснулся пальцами ее плеча. — Они еще пригодятся вам. А сейчас попрошу вас не фыркать, а выслушать меня самым внимательным образом.

Лобанов помолчал, очевидно, закуривал, потому что Маша уловила запах хорошего табака, а следом потянуло дымом, отчего она вновь закашлялась.

— Потерпите немного, — неожиданно мягко попросил ее граф и вдруг, склонившись над ней, что-то сделал с ее цепями;

Маша почувствовала, что руки ее свободны. Она потерла затекшие запястья, повернула голову и с недоумением посмотрела на графа:

— Что это значит?

Он пожал плечами:

— Только временное изменение в вашем положении. Просто так удобнее беседовать с вами. И мне бы хотелось видеть ваши глаза, а не спину, когда я сообщу вам новость, которая, возможно, прозвучит для вас неожиданно.

Маша не надеялась услышать из его уст нечто для себя приятное. Тем не менее, к величайшему ее удивлению, это в некоторой степени так и оказалось!

— Его Величество относится к вам с бесспорной симпатией, Мария Александровна. Перед моим отъездом в Сибирь Мы некоторое время говорили о вас, и Государь изволил заметить, что вы единственная из женщин, кто понял его сердце. В Терзю я прибыл с целью передать вам устное послание императора. Его Величество велел сообщить о том, что окажет личное содействие нашему возвращению и Петербург, но только и случае, если вы надумаете развестись с вашим супругом в ближайшее время. И тогда в его же силах будет повлиять на изменение меры пресечения для Дмитрия Гагарниова. Каторга будет заменена поселением, а в случае добродетельного поведения вашему бывшему супругу позволят вернуться в Россию, но без права проживания в столицах.

Хотя не исключено, что ему возвратят со временем и титул, и право наследования…

Граф замолчал, переводя дыхание после столь длинной тирады. Маша усмехнулась:

— Разрешите, ваше сиятельство, задать несколько вопросов. С чего бы это Государь вздумал интересоваться моей скромной персоной? А неужели это он приказал заковать меня в цепи и избивать плетью? Возможно, ради моего блага, чтобы не вздумала отказаться от столь лестного предложения? И позволительно ли будет торговаться с вашим сиятельством на предмет уменьшения сроков наказания для моего бывшего супруга, если я надумаю развестись с ним?

— Вы, ma chеre, умная женщина! — Граф кисло улыбнулся. — И почти уловили суть моих предложений. Но торопливость вас погубит, поверьте моему опыту. Не гоните коней и, будьте добры, выслушайте меня до конца. Вы будете восстановлены во всех нравах и впредь, несмотря на развод, станете именоваться княгиней Гагариновой, впрочем, до определенного момента, пока опять не выйдете замуж и не обретете титул своего нового супруга.

— Надеюсь, вам уже известно, кто станет этим счастливцем? — Маша произнесла эту фразу совершенно спокойно, но знал бы Лобанов, чего ей это стоило!