Грех во спасение

– Ты мог бы об этом не спрашивать, – Митя глянул на него исподлобья. – Поверь, для меня нет никого дороже ее, и прости, прошу еще раз, если сможешь, за то, что перешел тебе дорогу.

– Нет, ты не прав, Митя! Это я выбрал не ту дорогу, хотя видел, понимал, что Маша и ты любите друг друга и дело времени, чтобы вы это осознали, а я тешил себя надеждами, мучился... – Он положил свою ладонь поверх Митиной и глухо, не глядя в глаза другу, произнес: – Прости, я не смогу ее разлюбить, Митя, пойми это и не сердись! Вы – прекрасная пара, жаль, что ты не понял этого раньше...

– Если бы я понял это раньше, Алешка, – с тоской сказал Митя, – все могло быть иначе, а так сколько сил я потратил на смазливенькую дрянь, которой нужны были мои деньги и положение в обществе. Она ведь меня обманывала, Алеша, подло, низко обманывала, когда клялась, что ей глубоко безразличны, даже противны ухаживания князя Василия. А на самом деле она была если не его любовницей, то на грани этого. Слишком поздно я понял, что за красивой внешностью скрывается самая обыкновенная грязная, развратная и жадная девка...

– Митя, одумайся, – недовольно посмотрел на него Алексей, – в тебе говорят обида и оскорбленное достоинство...

– Вот как раз это во мне молчит, – усмехнулся Митя, – я не из тех отвергнутых кавалеров, которые обливают помоями своих бывших возлюбленных. И не хочу особо вдаваться в подробности, только тогда не князю надо было челюсть ломать, а моей ненаглядной Алине. Я по дурости заявился в беседку на целый час раньше оговоренного времени и увидел, как моя невеста извивается в экстазе под князем, со спущенным чуть ли не до пупа декольте. Не знаю, дошло ли дело до греха, я в этом разбираться не стал. Алина кричала, что он пытался овладеть ею насильно. Я был вне себя, врезал князю по морде раз, другой... Потом он выхватил пистолет, я тоже, остальное ты знаешь... Пока я перевязывал князю рану, Алина сбежала... Вот и все! Дальше – крепость, суд, каторга! И любовь Маши, вновь вернувшая меня к жизни!

Алексей поднялся из-за стола, Митя тоже. Мужчины обнялись, и барон внимательно посмотрел на Митю:

– Через неделю мы уходим в Охотск. Там у меня назначена встреча с генерал-губернатором Муравьевым. Вас мы высадим чуть раньше, чтобы избежать осложнений и не привлекать к вам особого внимания. В это время в Охотске бывает много американских судов. Я думаю, вам без труда удастся попасть на одно из них.

Митя вновь обнял друга:

– Спасибо тебе за все, Алеша, за спасение, за дружбу, за понимание – за все!

– Возможно, мы никогда больше не увидимся с тобой, Митя! Мне в этих местах работы на добрый десяток лет хватит... – Алексей отошел к столу, заваленному бумагами, и задумчиво посмотрел на одну из карт. – Но если тебе придется когда-нибудь плавать в этих местах, зайди на этот остров. – Он обвел карандашом крошечный участок суши, затерянный в просторах Тихого океана. – Это остров, открытый нашей экспедицией, и я назвал его в честь Святой Девы Марии, чей образок у тебя на груди. Но этот остров назван также в честь другой Марии, прекрасной девушки Маши Резвановой, ставшей твоей женой. И если так случится, то обязательно побывай на этом острове, Митя, слышишь? Обязательно побывай!..

Эпилог Июль 1858 года

Князь и княгиня Гагариновы сидели на террасе и по давно устоявшемуся обычаю пили чай на открытом воздухе. Солнечные лучи запутались в густых кронах деревьев, было по-утреннему свежо и прохладно. С моря, что яркой бирюзой сверкало среди кипарисов, дул легкий ветерок. В старом парке было, как всегда, тихо и сумрачно, и лишь изредка звонкое птичье пение нарушало спокойствие этого уединенного приюта, где доживали свой век сильно постаревшие Зинаида Львовна и Владимир Илларионович Гагариновы.

Лакей принес и положил рядом с князем утренние газеты. Владимир Илларионович тут же отставил в сторону чашку с недопитым чаем, выудил из стопки парижскую газету и забыл про завтрак.

– Ваша светлость, – произнесла укоризненно княгиня, – газеты от вас никуда не убегут, а вот чай остынет...

– Погоди, матушка, – перебил ее князь, – это чай никуда от меня не убежит. – И отгородился от Зинаиды Львовны газетой, как щитом.

И княгиня, вздохнув, уступила. Некоторое время она пила чай в молчании, которое уткнувшийся в газету Владимир Илларионович то и дело нарушал недовольным ворчанием, огорченным хмыканьем, а то и ударами кулака по столу. Зинаида Львовна уже знала: так ее супруг реагирует на вести из России, с грехом пополам пережившей Крымскую войну.

Наконец он с негодованием отбросил в сторону столичную газету и взял следующую, менее толстую, но более эпатажную и скандальную. Быстро пробежав столбики светской хроники, все по той же причине – узнать, не объявился ли кто-нибудь из старых знакомых, князь разочарованно вздохнул: гостей из России не обнаружилось. Но тут его взгляд застрял на коротком сообщении, напечатанном в самом конце страницы. Словно не веря своим глазам, Владимир Илларионович вчитался в него более внимательно и удрученно покачал головой: