Грех во спасение

– Да я бы, барышня, все стерпел, но страсть не люблю, когда меня за волосья хватают. По морде ежели прилетит али по зубам – сдержусь, а вот за волосья – ни-ни. С детства этого не выношу. – Антон замолчал на мгновение, устраиваясь удобнее на облучке, потом пожал плечами и уже более серьезно сказал: – А что на печь забросил, так я и не такое умею! Силы у меня хватило бы и в окно его выкинуть, да только рамы здесь двойные, мог бы и зашибить ненароком. – Он повернулся к Маше лицом и довольно ухмыльнулся. – Я вот как-то барина мово, Дмитрия Владимировича, на плечах пер десять кварталов. Оне на дне рождения у одного из своих приятелей до того без привычки нахлебались, что на ногах не стояли. Вот и нес я его на себе, и хоть бы хны! Один раз только и споткнулся. А барин на следующий день допытывался, как он до дому добрался, ведь ничегошеньки, сердешный, не помнил. Он тогда еще в мичманах ходил, худой был, молоденький, легкий совсем... – Антон перекрестился. – Дай бог, чтобы только чахоткой не заболел в своих рудниках, а так я его отпарю, отмою, откормим его, еще справнее и красивше станет.

– Антон, прекрати, – прикрикнула на него Маша, – типун тебе на язык с твоей чахоткой. Накаркаешь, смотри!

– Простите, барышня! – Антон страдальчески, словно от невыносимой боли, сморщился. – Болтаю незнамо чего! Язык у меня так устроен, то словно чугуном налитый, особливо если с девками разговор затею, а то болтается и болтается, как у той коровы хвост, когда она мух им отгоняет... – Он неожиданно замолчал, приподнялся на облучке, посмотрел куда-то в сторону через голову ямщика и в следующее мгновение истошно закричал: – Гони! Зараза! Гони!

Ямщик тоже завопил что есть мочи, привстал на облучке и закрутил над головой кнут:

– Эй, ми-и-и-лыя, выноси покуда!

Ничего не понимая, Маша откинула фартук, укрывающий ее от встречного ветра и снега, уперлась руками в края повозки, пытаясь рассмотреть, что так напугало Антона и ямщика, но ямщик пронзительно свистнул, и лошади рванули вперед с еще большей силой. Машу отбросило назад, но она успела заметить с дюжину быстрых теней, движущихся в десятке саженей от дороги.

«Неужели волки?» – подумала она.

И Антон тут же обернулся к ней и, подтверждая ее догадку, прокричал изо всех сил:

– Держитесь, барышня, волки в гости пожаловали! Теперь кто кого!

Сани, казалось, летели над землей, и лишь свист полозьев да пронзительные крики ямщика разрывали окружавшую их ночную тишину. Внезапно дорога нырнула в узкую ложбину между двух невысоких увалов, и Маша с ужасом увидела нескольких хищников, бегущих по краю увала почти на одном уровне со спинами лошадей. Они шли рысью след в след, в том же темпе, что и лошади, низко пригнув головы к земле, и, казалось, не обращали никакого внимания на мчащиеся внизу тройки.

Маша посмотрела на Антона. Он, пристроив на локте пистолет, целился в самого крупного из волков, бегущего первым. Маша, недолго думая, тоже достала свой пистолет, но прицелиться ей мешала спина ямщика. И тогда она привстала на колени и навела пистолет на другого волка, костью потоньше, бегущего следом за вожаком, видимо, это была волчица.

Внезапно дорога пошла в гору, и лошади замедлили бег. Маша невольно сморгнула от напряжения и пропустила тот момент, когда вожак ринулся в атаку. Гибкое темное тело взвилось в воздухе и, застигнутое в полете пулей Антона, неестественно изогнулось и упало на дорогу прямо под копыта лошадей. Коренник испуганно всхрапнул, поднялся на дыбы, отшатнулся назад, потянув за собой пристяжных. Повозку развернуло поперек дороги, накренило набок, но не перевернуло: помешал огромный сугроб, в котором лошади завязли чуть ли не по брюхо. Но ямщик следующей за ними тройки не справился с испуганными лошадьми, и они на полном ходу налетели на Машину повозку. Девушку отбросило на облучок, падая, она заметила, что волчица и трое волков устремились на них справа, а еще часть стаи – ей показалось, что там не меньше десятка хищников, – обходит слева.

– Антон! – закричала она пронзительно, нажала на курок и, к своему удивлению, увидела, что волчица закружилась юлой на месте.

Затем Маша услышала еще один выстрел, теперь уже стрелял ее ямщик, потом враз ударили два выстрела со стороны Михайлы. Маша, запутавшись в шубах и одеялах, защищавших ее от мороза, все-таки сумела освободиться от них и, спешно перезарядив пистолет, выскочила из саней. Лошади дико ржали, чуя запахи хищников, пороха, и испуганно вскидывали задом от каждого выстрела, вызывающего снегоизвержение с гигантских елей, нависших над дорогой. Повозки и сбившиеся в кучу лошади загораживали Маше обзор, выставив перед собой пистолет, она выскочила из-за них и увидела в двух шагах от себя, как ей показалось, гигантского волка, присевшего в прыжке. Она вскрикнула, не целясь, нажала на курок, и волк, взвизгнув и прижав уши, отскочил в сторону и завалился набок. В следующее мгновение из-за лошадей вынырнул Антон: выругавшись сквозь зубы, схватил хозяйку в охапку и, особо не церемонясь, забросил ее в повозку: