– Не хочешь ли ты сказать, что намерена превратить нашу семейную жизнь в сплошной кошмар и будешь помыкать мной?
– А семейной жизни, Митенька, не будет, – усмехнулась Маша, – будет только видимость ее, спектакль, который мы оба должны сыграть как можно убедительнее.
– Прости, но я не понимаю. – Митя приподнялся со стула. – Что за ересь ты несешь, дорогая?
– Митя, я должна тебе все объяснить, чтобы ты не слишком заблуждался насчет нашего брака. С первых минут он будет фиктивным, и надеюсь, теперь ты не станешь обвинять меня в меркантильности. И вбей себе в голову наконец, что я здесь с единственной целью:
– Та-ак, – протянул задумчиво Митя, – насколько я понимаю, мы не будем жить с тобой как муж и жена, а лишь изображать великую любовь, мир и согласие?
– Да, пока будем находиться в поселке, но это всего два-три месяца, не больше.
– Спасибо, успокоила! – усмехнулся Митя. – По-моему, это такая же утопия, как и побег, который в этих краях совершенно невозможен.
– Я уже слышала подобные утверждения не раз, – сухо сказала Маша, – но ты тем не менее отдал беглецам свою одежду и обувь. Зачем ты сделал это, если не был уверен в успехе побега?
– По крайней мере, они не загнутся от морозов в первую же неделю, – Митя насупился и сердито посмотрел на Машу. – Мне тоже предлагали бежать, но я не согласился. Во-первых, я очень хотел увидеть свою невесту, во-вторых, знал, что далеко беглецам не уйти. В случае поимки их ждет расстрел, а я почему-то хочу жить долго...
– Ты намерен всю жизнь прозябать в этих цепях, среди этих голых сопок, среди этой вони и грязи?
– Знаешь, это гораздо лучше, чем валяться в той же самой грязи, но с дыркой во лбу... Мне тут достаточно порассказали, как беглецов в Читинском остроге расстреливают. Ружья у солдат старые, заржавленные, охрана в основном состоит из инвалидов, они толком и стрелять-то не умеют и, прежде чем умертвить беднягу, превратят его во что-то вроде сита... – Митя насмешливо посмотрел на нее. – Увы, гнить на кладбище в таком виде мне совсем не улыбается!
– А так ты будешь гнить заживо в своем руднике, среди вшей, клопов и крыс... И неизвестно еще, что хуже – моментальная смерть или это медленное умирание без малейшего проблеска надежды! – закричала Маша сердито, но тут же спохватилась и заговорила тише: – Опомнись! Скоро потеплеет. Бежать нам помогут Кузевановы. Я предварительно с ними договорилась. Они доставят оружие, лошадей. Мы уйдем по Амуру, там нас никто не будет искать...
Митя с интересом посмотрел на нее и улыбнулся:
– Ну, хорошо, рассказывай, господин фельдмаршал, раскрывай карты, как ты собираешься надуть Мордвинова. Учти, генерал любит дурачком представляться, но он тут хитрее всех и бестия, каких поискать. И хозяйке тоже не сильно доверяй, они все здесь приучены к доносительству. Прасковье Тихоновне твоей не только ты за постой платишь, но и Мордвинов за догляд приплачивает. Думаешь, тебя к первой попавшейся поселили?
– Не может быть. – Маша растерянно посмотрела на Митю и повторила: – Не может быть, она так меня защищала перед поручиком и унтер-офицером.
Митя пожал плечами:
– Она и мне показалась неплохой женщиной, но кто их знает, этих казаков. Они ведь все здесь наполовину то буряты, то маньчжуры. А с азиатами, по своему опыту знаю, всегда надо держать ухо востро. Да, – он внимательно поглядел на Машу, – а чего это тебе вздумалось бежать по Амуру? Или подтолкнул кто на это?
– Не знаю, просто я много думала о том, как лучше организовать побег. Потом разговаривала об этом с Кузевановыми. А вчера и Прасковья Тихоновна упомянула, что это край дикий, малоизученный... Вряд ли кто догадается, что мы решимся пойти именно в том направлении...
– Ну, Мария, ты меня удивляешь все больше и больше, – улыбнулся вдруг Митя, – то крепость с ходу форсируешь, то Сибирь, а теперь уже к Амуру подбираешься!
– Митя, – Маша нервно посмотрела на дверь, – у нас еще будет время более подробно поговорить о наших планах. Расскажи лучше, как ты здесь живешь, чем я могу помочь тебе и твоим товарищам?