Грэхард (СИ)

Ещё раз поклонившись, глава сыска удалился.

Некоторое время Грэхард просто стоял и пялился в пустоту, в попытках совладать с бушующим пламенем самых разнородных эмоций, сметающих из его головы все рациональные соображения.

Потребность немедленно выехать в Кармидер была запредельной — сейчас же, как можно скорее, на самой быстроходной каравелле, а после, загоняя коней…

«Жив, жив, жив!» — стучало в его голове ликующим и оглушающим звоном. Он слышал звон такого рода только однажды в Ниии, в честь Пасхального дня — тогда, казалось, вся ниийская столица превратилась в один огромный резонанс оголтело звенящих колоколов.

«Жив, жив, жив!» — грохотало кровью в висках, кололо сосуды иголочками, сжималось нервическим тиком пальцев.

«Жив, жив, жив!» — не мог понять, осознать и принять Грэхард.

Он принялся лихорадочно расхаживать по кабинету, всё ещё с трудом сдерживая себя, чтобы не мчаться немедленно в порт.

Нечего ему было делать в порту.

Нечего ему было делать в Кармидере.

Дерек его там не ждал.

Горечь и обида пришли на смену ликованию. Переход эмоций был моментальным; руки поледенели вмиг.

Дерек его там не ждёт.

Более того — Дерек его боится.

Боится, что Грэхард захочет его вернуть и сделает это, не считаясь с его желаниями. Боится, что Грэхард захочет отомстить — возможно, убьёт. Боится, что единственная причина, по которой Грэхард мог бы к нему прийти — это желание разрушить его жизнь.

«Свой собственный, значит», — фыркал Грэхард, нервно теребя в руках птичье перо — впрочем, не зная, какой приказ собирается писать, — и вдумываясь в значение новой анжельской фамилии друга.

С именем он не преуспел: в слове «Деркэн» его непривычные к анжельскому мозги видели всё тот же «честный куст», а никак не «идущий к солнцу». Грэхард решил, что Дерек выбрал имя из-за созвучия, а вот в фамилии отразил манифест своей новой жизни.

Этим выбором Дерек подчёркивал, что он больше ни на йоту не принадлежит ньонскому владыке — что, впрочем, на взгляд Грэхарда, и без того было очевидно.

«Он меня боится», — повторял внутри себя Грэхард, и эти горькие слова вонзались в его сердце осколками уже несуществующей реальности. Той реальности, в которой Дерек бесстрашно говорил ему в лицо всё на свете — потому что знал, что Грэхард никогда ничего ему не сделает.

«А потом я его ударил», — напомнил сам себе владыка.

Сам всё разрушил.

Не на кого теперь жаловаться.

Какое у него есть право на эту обиду, если он своими собственными руками — точнее, своим собственным кулаком, — обозначил, что Дереку есть, чего бояться?

«Получил то, что заслужил», — холодно и строго напомнил себе Грэхард, не желая замечать, что внутри его души неистовым морским шквалом, снося любые доводы разума, как песочные преграды, исступлённо растёт надежда на снисхождение и прощение — надежда на то, что Дерек однажды вернёт ему свою дружбу.

644 год

Папка была объёмная.

Грэхард с минуту смотрел на неё, не решаясь раскрыть: ему не верилось в то, что он наконец-то узнает, что теперь происходит с Дереком.

Наконец, собравшись с мыслями, он отворил обложку.

И тут же шумно вздохнул от удивления: на него с тщательно прорисованного портрета сияли светом знакомые глаза.

Точь-в-точь такие, какие он и помнил: светло-карие, распахнутые, словно подёрнутые мечтательной солнечной дымкой.

Грэхард сморгнул; обнаружил, что, по правде, одни глаза от старого Дерека и остались.

Странно, непривычно и дико было видеть густую ухоженную бороду и усы: сколько Грэхард помнил, у Дерека никогда не получалось их нормально отрастить. Жидкие и тонкие волосики смотрелись глупо и жалко, портя его лицо, и он раздражённо сбривал их, осознав, что очередная попытка не удалась. Должно быть, с возрастом что-то изменилось: теперь растительность смотрелась весьма внушительно и органично.

Лицо Дерека и вообще изменилось: стало старше, выразительнее, рельефнее. Ничего от знакомого Грэхарду мальчишки! Зрелый мужчина с характером — совершеннейший незнакомец!

Жадно вглядываясь в каждую мелочь, Грэхард что-то узнавал, чему-то удивлялся, и чувствовал, как сердце его переполняется радостью и гордостью, как будто он смотрит на своего выросшего сына, а не на старого друга. Ему было почему-то глубоко, отчаянно приятно, что Дерек стал таким — сильным, внушительным, харизматичным!

Портрет он разглядывал долго, так и сяк представляя себе знакомую игру мимики на новом лице и восхищаясь тому, что рисовалось его воображению. Дорого бы он дал, чтобы посмотреть в реальности на то, что теперь играло в его фантазии! По всему выходило, что Дерек теперь был чрезвычайно хорош внешне — даже лучше, чем был в юности, — и наблюдать его живую смену выражений было бы весьма интересно!

Закончив, наконец, с разглядыванием, Грэхард перешёл к следующему листку — досье.

Там значилось, что господин Анодар — видный анжельский промышленник, купец и учёный. Грэхард, прищурившись на шальные солнечные лучики, залетающие в окно с прибрежным ветром, искренне заинтересовался, как это Дерек умудрился в промышленники податься — купца и тем более учёного он ещё мог вообразить, но это!